Александр Бенкендорф - Воспоминания: 1826-1837

Следствием нашей слепоты об умонастроениях в Польше, которые были основаны на чувстве благодарности за те благодеяния, которые были сделаны императором Александром, а также на материальных выгодах и на географическом положении этой страны, был полностью укомплектованный парк артиллерии и наличие в полках двойного комплекта вооружений и обмундирования. Крепость в Замостье была щедро снабжена пушками, а банки располагали весьма значительными суммами. Поэтому они осмелились создать вдвое большую армию и снабдить ее всем необходимым для войны. Нам пришлось сражаться против нашего собственного оружия, которое благородством и высоким доверием было отдано в руки наших смертельных врагов.

Император по справедливости оценивал те средства обороны, которые нам пришлось побеждать. Не теряя времени, он приказал Гренадерскому корпусу гренадер покинуть свои квартиры в Новгородской губернии и усиленным маршем двинуться к нашим границам.

Гвардия получила приказ подготовить к походу лейб-гвардии Драгунский и Конно-егерский полки. На войну также отправлялся корпус резервной поселенной кавалерии, состоящий из одной кирасирской и одной уланской дивизий. Окончив все эти приготовления, стали ждать фельдмаршала Дибича, находившегося с поручением в Берлине, с тем, чтобы доверить ему командование этой армией.

Тем временем император стремился использовать все возможные средства для того, чтобы вернуть повиновение своих подданных без пролития крови. Он послал своего адъютанта польского происхождения Гаука с письмом к генералу Хлопицкому. В нем содержались приказания относительно судеб вдов, чьи мужья стали первыми жертвами бунта, и в смерти которых не обвинялась польская армия. В письме также предлагалось собрать все войска в Плоцке, и к нему был приложен манифест, в котором нации предлагались способы завоевать высочайшее прощение. Хлопицкому и другим малорассудительным людям предлагалось вести переговоры с тем, чтобы избежать ужасов войны, которая должна была разразиться. Но якобински настроенная партия, руководимая Лелевелем, и честолюбие Чарторыйского, стремившегося получить для себя польский трон, а также толпа бунтовщиков, не желавших ничего предпринимать, добились того, что приказания императора и его предложения были отклонены. Единственная уступка, которой смог добиться Хлопицкий, заключалась в том, что в Петербург была направлена делегация с целью добиться согласия императора принять жалобы Польши и получить санкцию на передачу польскому королевству литовских провинций.

Видя в этой миссии единственный путь к собственному спасению, в случае вероятного отказа со стороны императора, министр финансов и человек большого ума граф Любецкий ловко добился решения поручить это дело ему и взял с собой депутата Сейма Езерского. По их прибытии сюда император не пожелал принять этих людей вместе для того, чтобы исключить любую мысль о существовании делегации, которую бунтовщики осмелились направить к государю. Он принял графа Любецкого как министра в присутствии великого князя Михаила и многочисленных свидетелей. Он сурово говорил с ним о тех гнусностях, которые произошли в Варшаве, и не позволил ему сказать даже малейшего слова по поводу его миссии. Мне было поручено в том же духе переговорить с Езерским, которого император принял несколько дней спустя неофициально и в моем присутствии. Любецкий получил приказ остаться в Петербурге, а Езерскому было разрешено вернуться в Варшаву. Он был уполномочен письменно передать слова, сказанные ему императором, в сформулированном мною виде. Это был последний способ, к которому прибегло благородное сердце императора, с тем, чтобы его взбунтовавшиеся подданные смогли избежать ужасов войны и наказаний, вызванных столь долгим неповиновением. Этот документ заканчивался словами: «Первый пушечный выстрел с польской стороны будет означать гибель Польши».

Езерский поспешил вернуться в Варшаву, где использовал все свое влияние и красноречие для того, чтобы доказать гибельность стремления вооруженным путем противиться мощи России, но его слова остались гласом вопиющего в пустыне, лидеры революции не слушали его, и война была решена. Потеряв надежду вернуть соотечественников к более разумному образу мыслей, Хлопицкий отказался от звания диктатора и в соответствии со своим статусом военного человека вызвался служить простым добровольцем. Громкого титула диктатора был удостоен князь Радзивилл, человек лишенный способностей и опыта, как в войне, так и в делах.

Вскоре после этого с целью развеять последнюю надежду на примирение влияние главарей движения сказалось и в Палате депутатов, когда при единогласной поддержке было объявлено о низложении короля. Этим была порвана последняя нить, связывавшая Польшу с Россией, отныне император имел все основания рассматривать поляков как врагов, а не как своих подданных. Коварные обещания французских демагогов воодушевляли польский бунт надеждами на эффективную помощь, которую ему окажет Франция. Либеральная пресса Германии и Англии поддерживала его чрезмерным одобрением всех громких слов свободы и национальной независимости. Зависть европейских правительств с улыбкой встречала это новое препятствие на пути все возраставшего могущества России. Галиция и Познань с восторгом встретили события в Варшаве, они видели в них надежду на воссоединение с остальной частью их родины. Австрия и Пруссия еще не верили в серьезную опасность для них и не принимали эффективных и суровых мер для того, чтобы помешать своим польским подданным, помогать людьми и оружием делу освобождения их соотечественников.

Великий князь Константин со своей русской гвардией вернулся в пределы империи и в глубокой печали ожидал дальнейших распоряжений императора.

По своему возвращению в Петербург граф Дибич ускорил все приготовления к кампании, которая из-за тяжелых погодных условий обещала быть крайне трудной. В декабре месяце было много снега, на реках был ледоход, что с начала военных действий представляло такие трудности, которые были на руку неприятелю. Под командованием великого князя Михаила гвардия также двинулась в поход, а маршал покинул Петербург к середине декабря.

Были все основания опасаться, как бы Литовский корпус, более чем наполовину составленный из солдат и офицеров, вышедших из соседних с Польшей губерний, не был бы поколеблен в своей преданности теми событиями, которые в Варшаве развернули флаг национальной независимости. Один капитан даже попытался соблазнить свою роту и заставить ее пересечь границу с тем, чтобы присоединиться к бунтовщикам. Не сумев поколебать убежденность солдат, он один попытался перейти на другую сторону, но был задержан младшим офицером своей роты, который видел в нем лишь презренного предателя. Он замертво уложил его на виду своих товарищей, которых тот только что предал. Дезертировала всего горстка офицеров и один из полковых прапорщиков, остальные войска демонстрировали свое негодование и увеличили старание на службе с тем, чтобы смыть нависшие над ними подозрения. Тем временем император произвел перемены среди высших офицеров, многие были переведены в другие корпуса и заменены офицерами, взятыми из всех полков гвардии.