Михаил Козаков - Третий звонок [litres]

Не помню, отвечаю я, и это истинная правда. Причем прекрасно (с некоторой натяжкой) помню и, честно говоря, готов и сегодня в трезвом виде подписаться под всем, что вчера наговорил, и, может быть, не в такой резкой (хорошо, пусть отвратительной) форме. Да, бывало и так, хотя я был вынужден потом извиняться (добавлю: исключительно из дипломатических соображений и просто за то, что был нетрезв. Пьяный человек – всегда виноватый человек).

Часто я говорил себе: пей только с теми, кто понимает и любит тебя, а главное с теми, кого понимаешь и любишь ты сам.

Но много ли таких у каждого из нас на свете? А выпить-то тянет, и, начав, никогда не знаешь, чем это все закончится. И не обязательно по твоей вине. Рядом сидят люди, которые, между прочим, тоже, как правило, пьют.

Пусть и немного, в меру. Но у них развязываются языки: и они глупой шуткой, неточностью вполне могут обнаружить свое внутреннее хамство, зависть, злобу и т. д. и т. п. А ты, уже под парами, не считаешь нужным скрыть от них замеченное тобою, и тут-то начинаются застольные конфликты, которые, вполне возможно, не сегодня и даже не вчера возникли, а скрыто существовали иногда годами и лишь до времени ты или он, она сглаживали, прикрывали, скрывали истинное положение вещей… Трезвый человек все увидит и найдет в себе силы промолчать или просто-напросто отойдет в сторону, покинет собеседника и будет переживать наедине с самим собой, что подчас приводит к преждевременным инфарктам и чудовищным депрессиям…

Так какой же выход из безвыходного положения? Нет единственно верного выхода. Нет. Но разве что бросить пить и начать колоться или курить анашу. Но говорят, что и это ничуть не лучше.

Так почему же все-таки актеры пьют? Хотя, как известно, пьют люди всех профессий, особенно в России.

«Для пьянства много есть причин», как писал Маршак. Заканчивалось так: «И просто пьянство без причин».

– Ну хорошо, почему пьешь ты, ты сам?

– Мне иногда кажется, что в первую очередь из-за того, что я актер.

Актер – действительно очень странная профессия. Как это ни глупо и отвратительно звучит. Актер должен, ну просто обязан, быть влюблен в себя. Даже самый умный актер, ироничный, самоироничный, понимающий относительность всего и вся, и в первую очередь ограниченность своего дарования, не смеющий даже в мечтах сравниться с гениями, которых он чтит и которым поклоняется, без любви к себе обходиться просто не имеет права.

Парадокс: если актер не любит себя, не считает себя уникальной, неповторимой индивидуальностью, если он теряет эту нарциссическую любовь к себе, к своему дару, к своей «неповторимой» манере чувствовать, мыслить, говорить, двигаться, играть, то он смело может бросать свое ремесло. «Талант – это вера в себя», – говорит М. Горький, вкладывая, между прочим, эту фразу в уста как раз Актера, отравленного алкоголем…

А скажите на милость, какой более или менее умный человек, пусть он даже и актер, может постоянно любить себя, верить в себя, уважать себя и свое искусство?! Такое под силу или идиоту, или гению!

Вот они как раз вполне могут обойтись без спиртного вообще! И обходились. Ни Толстой, ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Грибоедов, ни Гоголь, ни Чехов в пьянстве замечены не были… Пил Есенин, пил Ефремов, а вот Станиславский и Немирович – нет, Мейерхольд – нет, Питер Брук – нет. Даже Шаляпин и Чехов алкоголиками не стали… Однако попивали, и немало…

Известно, что пил и Высоцкий. И даже сидел на игле. Пил Мусоргский. Пил Юджин О’Нил.

Известно, что вполне даже благополучные знаменитые звезды Голливуда тоже этим делом грешат и даже, как и наши, умирают от всяких допингов. Им-то чего? Когда одна-две роли в суперкартинах обеспечивают им вполне безбедное существование… Однако многие пьют и безумствуют почище наших.

Вот и я: боюсь пить и боюсь не пить. Старая шутка не так уж глупа.

Так «Пить или не пить? Вот в чем вопрос».

Выпьешь и кажешься себе умнее, талантливее, интереснее. С похмелья приходят очень даже смелые и подчас подлинно интересные и неожиданные решения… И тогда думаешь: вот еще, «бросить пить», перебьетесь…

писал мой покойный друг и учитель Дэзик Самойлов… Но как же страдал и он, и его близкие от этого пагубного зелья… Так стало быть: «Дай ответ! Не дает ответа…»

– Секс – грех?

– Кто знает! На эту тему – тысячи умнейших книг. Ничего нового я не скажу. Вообще-то, как бы грех. И жить надо по десяти заповедям, но, как писал А. С. Пушкин: «Но ежели его рабыня прекрасна, Господи, я слаб…» А если серьезно, взаимоотношения полов – это для меня один из труднейших вопросов, на который я не могу дать краткого и вразумительного ответа даже самому себе.

– Смерти боишься?

– Мыслей о ней. Гоню их всю жизнь. Не получается. То есть лишь иногда, когда занят важной и интересующей по-настоящему работой. Может быть, еще поэтому я – трудоголик.

– Но ведь ты религиозен, ты верующий?

– Я стараюсь быть христианином. Знаю одно: без веры во Всевышнего я бы прожить не сумел. В вере я ищу опору моему слабому и несовершенному духу. Я не церковник. Скажу более, так случилось, что я, крестившись в 15 лет, стал православным. Могло быть иначе. Я люблю католические, лютеранские храмы. Мне там даже как-то легче дышится. Да и протестантство мне не чуждо. «Я, Боже, слеповат. Я, Боже, глуховат», как писал Бродский. Когда его доставали с этими конфессиональными вопросами, он отвечал: «Я – кальвинист». Я к Богу обращаюсь и молюсь, как умею, каждый день, если не каждый час, моля Его о милости и помощи мне, многогрешному.

– О чем жалеешь? Что бы хотел изменить в прошлой прожитой жизни?

– Во-первых, жизнь не имеет сослагательного наклонения. А во-вторых, у Пушкина:

– Толстой говорил «постыдных».

– Ну, уж если сам Лев Николаевич сказал, скажу «постыдных» и я. Но не смываю. Не смоешь. Но ведь и было, и даже есть много хорошего, интересного в моей сегодняшней жизни.

«Стыдно быть несчастливым!»

В этом списке, вынужденно неполном (я никогда не вел свою творческую бухгалтерию), я позволил себе выделить курсивом работы, которые представляются мне самыми важными в моей творческой биографии, длящейся уже более полувека. Важными – не всегда значит лучшими, но оказавшими влияние на мое становление как артиста, режиссера, чтеца.

1953

Школа-студия МХАТ: А. Крон. «Глубокая разведка» (отрывок из пьесы). Мехти Ага Рустамбейли (характерная роль). Режиссеры-педагоги В. Н. Марков, О. Н. Ефремов.