Михаил Козаков - Третий звонок [litres]

– Плавать она любит… Она не только плавать любит, – зло сказал мой собеседник. – Что она из себя целку строит!

– Игорь Николаевич, она действительно показалась мне скромной и достойной женщиной. Мне кажется, что она и на меня не реагировала, и вообще она, как мне кажется, довольно сдержанна и холодна…

– Кажется, кажется… Что тебе, Филипп, все кажется? Если кажется, перекрестись! Она нормальная баба! Понимаешь?

Нор-маль-на-я! Хотя и интеллигентка! И на тебя она клюнула – ты не сомневайся. Поэтому через три дня летишь в Сочи.

– А что я должен там делать, Игорь Николаевич? Вы хоть объясните мне… Я ведь ничего пока не понимаю… Что от меня-то требуется?

Он взглянул на меня. «Фраер этот артист или притворяется?» – говорил его взгляд. Тогда я добавил:

– Простите меня за тупость, конечно…

– Ладно, не прибедняйся, Филипп. Итак, ты поселишься в «Кавказе» – раз. Выйдешь на нее. Ну что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? У портье «Приморской» узнаешь ее номер и телефон. Позвонишь…

– А если она спросит, как я догадался, что она именно в «Приморской» остановилась?

– Соображаешь, оказывается! Не такой уж ты блаженненький. Объяснишь, что позвонил в сочинский «Интурист» и справился, не прибыла ли на этих днях американка Колетт Шварценбах, и они тебе ответили. И не дожидайся, пока она тебя об этом спросит. Первый скажи, вверни как-нибудь, что обыскался, хотел видеть, любой бабе приятна мужская инициатива…

– Да, а она подумает: так ему, советскому человеку, «Интурист» все и рассказал, где иностранка живет.

– Ну ты же у нас не простой советский человек, не фарцовщик, кажется, а популярный советский актер. Меркуцио играешь!

Меня передернуло: Меркуцио! Опять этот Меркуцио!

– Значит, выйдешь на нее.

– Ну, выйду, как вы говорите, а что потом?

– Потом – суп с котом. Опять не сечешь. Ну, поймешь, кто она такая, чем дышит, как к нам относится…

– Вы что, подозреваете ее в шпионаже?

Он, усмехнувшись, переспросил:

– В шпионаже? Ты, Филипп, с тридцать второго?

– С тридцать третьего, – уточнил я.

– С тридцать третьего… Может, и в шпионаже, как ты выразился. Кто их знает, этих дипломатов и корреспондентов. Да, может, и в шпионаже. Хотя навряд ли. Она у нас уже два года в Москве… Не похоже… Пишет о нас более или менее объективно… Скорее, менее чем более, правда… – Он прошелся по номеру, посмотрел в окно. Была жара, сентябрьская жара бабьего лета, теперь такого редкого…

– Значит, как я понял, Игорь Николаевич, это и есть мое задание?

– Ты что имеешь в виду?

– Узнать, чем она дышит, как вы выразились…

Он резко повернулся ко мне на каблуках своих импортных мокасин.

– Да, но не только. Это так, но не главное… Товарищ Меркуцио!

В дверь постучали.

– Да-да, войдите!

В номер вошел человек в коричневых брюках и в синей шелковой бобочке с молнией. На правой руке лежал аккуратно свернутый коричневый пиджак…

– Приветствую тебя, Алексей Леонидович! Проходи, знакомься – Соколов.

Вновь пришедший своей лапой пожал мою руку. Я обратил внимание на остатки татуировки у локтя правой руки – пиджак уже лежал на левой, ловко перекинутый туда одним движением…

– Это и есть Филипп Соколов, с которым ты полетишь. А это, Филипп, – Алексей Леонидович. Алексей Леонидович отныне твой друг и защитник. К нему за советом, за помощью. Надеюсь, что вы понравитесь друг другу…

Я попытался улыбнуться. Мой новый друг сделал это без усилия, почти рассмеялся, в улыбке блеснули четыре коронки высокой пробы на клыках и на соседних с ними зубах…

Здесь, Миня, на твоем месте я бы не побоялся наехать камерой «до детали» – его пасть.

– Да, можно даже быстро наехать, – согласился я. – Трансфокатором.

– Эпизод седьмой, – продолжал Филипп, явно увлеченный этой игрой в кино. – Виноват, каламбур седьмой, кадр сто сорок шестой, дубль первый, простите, второй! – и хлопнул ладонями, изображая неопытную девушку-«хлопушку», которая от чрезмерной ответственности все путает и краснеет.

– Аппаратная, мотор! – скомандовал я.

– Есть мотор, – ответил Филипп и сымитировал самолетный гул… – Вввв… Ту-104, или Ил, или Ан – не помню. – Рейс: Москва – Адлер. В креслах 7а и 7б – «друзья». На герое фильма – летний серого цвета шикарный импортный костюм. Заметим, что наш герой живет небогато (это мы должны понять из эпизодов «Дом Филиппа») и такой костюм ему выдан и подобран в костюмерной КГБ.

– Герой что, там был, в этой костюмерной? – спрашиваю я.

– Нет, примеряли перед отлетом все в той же «Ленинградской» – этот светло-серый и светло-бежевый. Наш Бонд в нем смотрится не хуже, чем в колете, когда играет Шекспира. – Филипп выпил.

– Эй, Филл, не нагружайся, а то до конца рейса не дотянешь, а ты меня разохотил…

– Что, Миня, уже кино в голове складываешь?

– Да, Филя, оно уже в голове, ты прав, остается только его снять на пленку. Так кто-то из французов сформулировал.

– Да, кино, чистое кино… «Жизнь моя – кинематограф – черно-белое кино…»

Значит, самолет… Мой новый друг – Алексей Леонидович (посмотрев на часы):

– Скоро начнем снижаться. Давай закурим, Филипп, в последний раз. – Достал «Кэмл», угостил. – Ты чего грустный? Все будет «у пакете». Сейчас прилетим. Наши сочинские нас на «Волге» встретят. Солнце, море. Чего ты нос повесил?

– Знаете, Алексей Леонидович, меня тревожит театр. Соврал, что на съемки лечу, просил не трепаться…

– Да уж я тебе сказал – будет у тебя сочинский бюллетень. И все «у пакете». – Была у него такая приговорочка вроде «о’кей» – «все у пакете». Вместо «в» он «у» выговаривал, как на Украине говорят. – Все «у пакете» – не бзди – держи хвост морковкой…

Зажглось табло «Ноу смокинг, фастен белт плиз». Стюардесса дала леденцы…

По кавказскому серпантину мчится черная «Волга». В машине – трое: Филипп, Алексей Леонидович и встречавший их человек. За рулем машины – абхазец (мы еще с ним встретимся в финале сочинского сюжета). Встречавший не из разговорчивых. Только отвечает на поставленные вопросы. Он сидит рядом с шофером.

Алексей Леонидович:

– С номером все в порядке?

Встречавший:

– Так точно. Для товарища Соколова – в «Кавказе»! Вам – у нас, в санатории имени Дзержинского.

Филипп:

– Ты что, Алексей Леонидович, не в моей гостинице будешь?

Алексей Леонидович:

– Нет, зачем? Я тебя поселю, а потом – в санаторий. У тебя будет мой номер телефона. И вообще у тебя свои дела. Как это у вас говорится – тебе надо вжиться в роль. Вживайся, Филипп, и действуй. Деньги не потерял? На первое время хватит.

– Так что же, я тебя в Сочи видеть не буду?

– Позвони, если что, а так зачем я тебе?.. У тебя здесь другой интерес. Я тебя видеть буду. Ты меня – нет. А я тебя – да. Все у пакете…