Михаил Козаков - Третий звонок [litres]

– Спасибо, она ничего не хочет, – сказал Филипп.

– Почему ты за нее знаешь, что она хочет, генацвале? Что хочет женщина, то хочет Бог, а что хочет Бог, никто не знает. Правда, Шотико?

Шотико опять клюнул головкой в знак подтверждения.

– Ну, давайте выпьем, друзья, за встречу, – продолжал Гурам. – Шлёма, ты скажи человеку, чтобы эти фужеры-мужеры нам принесли.

Шлёма встал.

– Тогда, пожалуйста, заодно попросите его с нами рассчитаться, – попросил Филипп.

– Зачем спешить, кацо? Праздник только начинается. Сейчас попросим его сменить скатерть, заменить приборы и начнем новый стол. Я прав, Шота?

– Аббара (конечно), Гурам, – подал голос наконец солист ансамбля.

– Нет, мы нового стола начинать не будем, – сказал Филипп. – Колетт устала, у нас завтра работа. Колетт прилетела сюда сниматься в совместном фильме.

– Потрясающе! А как будет называться кино?

– «Ночь в вытрезвителе», – сказал Филипп.

Гурам заржал.

– А ты шутник, слушай, Шотико, смотри, он шутник! Настоящий артист. А вот и наш Шлёма. Ну что, Шлёма, все нормально?

– О чем вы говорите, – сказал Шлёма.

Официант принес фужеры и стопку шоколада на блюдечке с голубой каемочкой.

«Актриса из Чехословакии» несколько испуганно наблюдала за происходящим.

– Филипп, а зачем столько шоколаду?

– Что вам надо? Шоколаду? Да, Шлёма? – пошутил Филипп. – Шлёма любит шоколаду, – продолжал он, – Шоколаду любит Шлёма. – И к официанту: – Вы нам посчитали?

– Они уже оплатили за весь стол, – сказал улыбчивый официант и кивнул на Шлёму.

– А вот это лишнее, – сказал Филипп. – Я не из сиротского дома. В опеке не нуждаюсь.

– Кацо, что ты в бутылку лезешь? – сказал Гурам. – Люди хотят тебе приятное сделать, любят тебя. Ты что, не понимаешь? Такая девушка с тобой – конфетка-мафетка – сидит. Гостья наша из другой страны. Мы что, не имеем права погулять, что ли?.. Правду я говорю, Саша?

Официант подобострастно кивнул.

– Слушайте, – сказал Филипп официанту. – Немедленно принесите счет, и мы уйдем. Шампанское их или ваше – это меня не касается. Но я привык платить за себя сам.

Официант стоял в нерешительности.

– Слушай, артист, ты зачем на человека кричишь? – сказал Гурам. – Он-то тут при чем?

– Он знает, при чем он. Еще раз вам говорю, принесите мне счет, если не хотите неприятностей. И быстро. По системе «бекицер». Товарищ Шлёма, я правильно выразился?

В это время Колеттт вскрикнула. Солист ансамбля, он сидел рядом с ней, взял ее за колено. Вот так прямо протянул руку и взял за колено, глядя ей в глаза своим стеклянным взглядом.

Дальше все произошло стремительно. Филипп встал и, быстро набрав скорость, прямым хуком по его поганой роже! Тот – на полу. Неожиданный хук слева обрушился на Филиппа – это сработал Гурам. Ресторан вскочил. Оркестр играл. В руках Филиппа бутылка шампанского. Шлёма перехватил. Шота уже поднялся с пола и, как будто сразу протрезвев, ринулся к Филиппу.

– Деде шене страки!

И вдруг в эту кашу, в этот клубок – два парня из-за соседнего стола. Раз-два – и порядок. И ничего как будто и не было. Троих уже вышибли в дверь. У стола – растерянный Филипп и Колетт, тоже ничего не понимающая… Сели. Филипп тяжело дышал.

– Что это было? – спросила Колетт.

– Черт его знает, – ответил Филипп, потирая подбородок. – Это называется «любовь народа». Так сказать, «таланты и поклонники».

Подошел один из вмешавшихся.

– Извините, товарищ Соколов! Все нормально, отдыхайте. Они к вам больше не пристанут. Их сейчас в милицию сдадут. Когда они к вам подсели, мой друг Гера сразу сказал мне: «Толик! Добра не будет. Придется выручать товарища Соколова». Так и случилось. У Толика – первый разряд по самбо. Мы тут на сборах – спортсмены.

– Спасибо вам, – сказал Филипп. – Худо бы пришлось, если бы не вы.

– Ну вы тоже этому с пробором ничего врезали. Извините, девушка! Не буду вам мешать, отдыхайте! – Он сел за свой стол.

Подошел официант.

– Вы просили счетик. Будьте любезны. С вас…

Филипп рассчитался.

Официант был доволен. Сегодня он неплохо заработал.

– Пойдем, Филипп, – сказала Колетт.

– Выйди в холл и подожди меня, пожалуйста. Я сейчас.

– Ты хочешь остаться?

– Я должен рассчитаться с оркестром за «Капитана».

Это была маленькая хитрость, Миня. За «Капитана» я, если ты помнишь, уже заплатил. Когда она пошла к двери ресторана, я налил себе фужер холодной водки и выпил залпом.

«Кончится когда-нибудь этот день?» – подумал я. Колетт поджидала меня в холле.

– Пойдем к морю, подышим, – предложил я.

– Я очень устала. У меня от всего этого разболелась голова. Приму таблетку и лягу. Завтра увидимся. Утром позвони мне, и пойдем на пляж, ладно?

– Ты не хочешь побыть со мной? – спросил я.

Помолчали.

– Колетт, мне очень, очень надо сейчас, чтобы ты не уходила.

– Филипп, я правда очень устала. Слишком много впечатлений. Хорошо, что эти двое вмешались, – я очень испугалась за тебя. Но сейчас я должна спать. Ну что ты, кэптейн брейв! Чи эр ап, сэр. – И она поцеловала меня в ушибленный подбородок. – Гуд найт. Си туморроу, кэптейн.

– Как скажешь, Аурелио, как скажешь.

Мы простились. Она пошла к себе на этаж.

Я вышел из «Приморской» и направился к своему «Кавказу»…

«Неужели она не почувствовала, что меня нельзя было оставлять одного. Ну хотя бы из чувства товарищества… Ладно, все у пакете, пойду спать. Боже, как мне все надоело! Неужели этот день кончается… Пора спать. Пора доить коров… Спать пора… Пора, пора, рога трубят… была ужасная пора… Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит… Пора? Нет, еще не пора! Зажмурься как следует, Филя, не подглядывай. Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать… Искать… Бороться и искать – найти и не сдаваться… Пора, мой друг, искать – рога коров трубят…»

– Молодой человек! Вы что, спите? Вы же клумбу топчете!

Я вздрогнул. Неужели я заснул на ходу! Ноги приволокли меня к «Кавказу». Окликнула меня дежурная сторожиха. Я действительно стоял в клумбе с цветами. Поднял голову. У входа в гостиницу какая-то компания, вытащив столик на улицу, при свечах играла в карты…

Дальше лента рвется, звук трещит, действие развивается вне логики…

– Хотите кофе? Вам полегчает…

– Руфи, оставь его в покое, он лыка не вяжет…

– Кто играет семь бубен, тот бывает…

– Я хочу выпить…

– У вас есть выпить?

– Дайте ключ мне – вы не сумеете открыть…

– Почему она такая старая?..

– Сколько ей? Сорок – пятьдесят? Может, шестьдесят?

– А не все ли равно…

– Проснитесь, юноша, я принесла ликер…

– Бр-р, какая сладкая, жирная гадость…

– Зачем она меня раздевает, эта старуха?

– Не матерись. Нехорошо.

Полная темнота. Нет, из окна свет от уличного фонаря…