Сергей Иванов - Где ваш дом, дети?..

Рассказал я эту немудреную сказку, и на следующее утро каждый из мальчишек взял себе по плюшевой собачке, а на машины они даже не глядели — ни Саша, ни Алеша…

Вдруг наступило потепление, разрядка, вдруг разрешилась наша с Лешей «конфронтация». Поговорил с Галкой об этом, стал больше времени проводить с младшим сыном. И он охотно потянулся ко мне. Или мне так нравится думать, что охотно…

Как приятно было, когда первый раз назвал папочкой! Когда признался в любви. А я-то напридумывал, что у него ко мне врожденная антипатия, «комплекс Эдипа». А я-то переживал…

Чтобы не удариться в крайность, чтобы не заниматься только Алешей, водил Саньку в зал игровых автоматов. Санька с увлечением посражался, полетал, поплавал, поездил. Я внутрь нарочно не входил, предоставив сыну все делать самому: разменивать деньги, выбирать автоматы, включать их.

На обратном пути он сначала восторженно рассказывал. Потом затих. Шел рядом, то и дело взглядывая на меня.

— Что ты, Саня?

— Папа, я совсем про тебя забыл, когда играл! Понимаешь?

— Про маму и меня ты никогда не сможешь забыть. Мы всегда в тебе. Просто мы видим, когда ты занят, и отходим в сторонку, чтобы тебе не мешать.

— А я подумал, что забыл про тебя…

Санька успокоился и снова принялся описывать достоинства игровых автоматов…

Тут же, на прогулке, вдруг подумалось — в который раз — о ребячьем рисовании, и я набрел на важные, как показалось, обобщения. Ребята через рисунки осознают мир. Если что-то нарисовали, значит, это их затронуло, это им показалось интересным и важным. Мне иногда кажется, что рисунки — это их внешнее мышление, что такие же конструкции, как в их альбомах, выстраиваются где-то там, в космических просторах их подсознания; что все эти детские хрупкие построения, переплетения линий и цветовые пятна — не что иное, как фундамент, на котором будет держаться вся предстоящая психическая жизнь взрослой личности.

Те впечатления, которые сейчас ребята получают, — есть ниточки, соломинки, паутинки, что летят в пучину бессознательного. Сколько их должно накопиться, чтобы над темными бушующими водами появился яркий островок разумного, островок сознания…

На прогулке нашли между домами ржавый остов «Москвича». Ребята с воплями забрались в него. Они побывали внутри и на крыше, похлопали дверцами всласть.

— Самая хорошая игрушка! — сказал Санька. — Потому что дверцы закрываются…

Потом они отправились в долгое «путешествие», а я изображал инспектора ГАИ — время от времени «останавливал» машину, просил у водителя воображаемые документы, беседовал о том, о сем. Так мы играли долго и серьезно.

— Товарищ эгоист! — вдруг закричал Санька. — Товарищ эгоист, куда нам дальше ехать?..

Я понял, что так он обозначил представителя ГАИ, и расхохотался от души. Сверху моему хохоту ответил гром. Я поднял голову и только тогда заметил, что, пока мы играли, собрались тучи. Тут же упали первые капли. Я попросил ребят забраться в машину, а сам отбежал под козырек ближайшей парадной. Дождь ударил в машину, как в барабан. Вторя дождю, громко заплакал Алеша. Я натянул куртку на голову и перебежал в машину к ребятам. Сидел, скрюченный, и успокаивал Алешу, который приткнулся слева. Дождь плясал, словно стеклянная сороконожка. Танец был громкий и быстрый. Холодные струйки текли мне на спину и на голову через трещинки в крыше. Алешу я защищал надежно. Санька был впереди, на водительском месте, и ему доставалось от дождя меньше, чем нам. Хорошо быть внутри автомобильного остова, поросшего рыжей «шерстью», и наблюдать феерический водный танец…

Когда он кончился, тучи, как опомнившиеся зрители, стали разбегаться, солнышко показалось. Мы вылезли, встряхнулись и через ручьи и лужи помчались домой. Дома ребята грели ноги в тазу и взахлеб описывали маме, как им там сиделось в водяной осаде…

Мне кажется, что после своего «примирения» с Алешей я начинаю больше в нем замечать и больше понимать. Вот, например, не любит Алеша заводные игрушки. Есть радиоуправляемая машинка — даже той пренебрегает. Умеет обращаться и с ключиками: заводи бесчисленные машинки да гляди, как они раскатывают по полу.

Нет, он будет гудеть, пыхтеть, тарахтеть — все делать сам, а про моторы и не вспомнит. Я поначалу не мог этого объяснить, а потом додумался вот до чего. Видимо, Алеша, когда играет, отождествляет себя с машинкой, вживается в ее образ. Можно сказать, сам превращается в машинку. А если завести мотор, игры не получится. Не получится отождествления, вживания в роль. Шум мотора отделяет машинку от Алеши, как бы дает ей самостоятельное, независимое от него существование. Поэтому Алеша все делает сам. И это очень разумно с его стороны…

После недолгих сборов и долгой электрички неторопливо, со вкусом гостим у бабули Нины. Каждый день ходим с ребятами в дальние походы — по лесам и вдоль берега Невы. Видели дятла совсем близко и долго наблюдали за красавцем в белой рубашке, черном фраке, красных штанишках и красной шапочке. Видели лося — издалека. Спрашивали у кукушки, сколько нам жить. Она скуповато отмерила. Слушали соловья, стоя у дороги. Потом, когда ноги устали, опустились в траву. Концерт был мирового класса — ни одного коленца не повторил соловушка… Прикоснулись к опасности — в лесу нас неоднократно атаковали клещи, я снимал их с себя и ребят и уничтожал…

На железной дороге нашли выпавший из рельсы длинный болт и две гайки. Вставили болт обратно в рельсу и завинтили гайки. Санька потом взахлеб рассказывал об этом бабуле Нине.

Очень любят ребята делать добрые дела на берегу Невы. Я рассказал им, что дерево, если попало в воду, гниет, и от него портится, загнивает вода. И вот они наперегонки вытаскивают из реки любую деревяшку — досочку, чурбачок — и кричат победно:

— Папа, я сделал доброе дело!..

— Папа, я тоже!..

Всю прибрежную полосу, по которой мы гуляли, ребята очистили самым тщательным образом…

И тут же мы убедились, как безуспешны наши усилия. Скажем, сегодня мы прошли и увидели чистый песок и чистую воду. А назавтра — ахнули. Вдоль берега тянулась черная кайма. В воде колыхались бесформенные мазутные пятна, похожие на отвратительные плевки…

Каюсь, я не сдержался. И столько злых слов, столько горечи услышали ребята, что ничего «педагогичного», конечно, не извлекли. Какой корабль устроил это? Какая гадкая душа не дрогнула, спуская мазут в Неву?.. Захотят ли теперь мои ребята делать добрые дела?.. Не окажется ли заразительным этот пример вандализма?..

Пошли к Неве, и она нас поразила. Берег ее был чист. Словно и не было на нем несколько дней назад отвратительной мазутной полосы. Мы не поверили глазам — прошли весь обычный маршрут и даже дальше. Берег был чист.