Алексей Малобродский - Следствие разберется [Хроники «театрального дела»] [litres]

Летом 2018 года мне попалась информация о том, что Савёловский суд приговорил близнецов к 8 годам лишения свободы. Почти через год апелляционная коллегия Мосгорсуда пришла к выводу о несоответствии обвинительного заключения нормам уголовного права из-за многочисленных нарушений формального и процессуального характера. Не знаю наверняка, но, кажется, разбирательство не завершено до сих пор.

Миша Хрузин, обаятельный человек с негромким голосом и застенчивой улыбкой, – один из самых симпатичных людей, с которыми мне довелось познакомиться в последнее время. Заключение он переживал тяжело. Что и понятно: ко времени нашего знакомства он провёл в тюрьме два года. Жена Миши одна воспитывала двух дочерей-школьниц. Всех троих Миша любил и мучился сознанием трудностей, выпавших на их долю. При этом он никогда не позволял себе демонстрировать уныние или отчаяние. Выручали его прекрасное чувство юмора и внятный взгляд на вещи, не замутнённый расхожими стереотипами. Явлениям, событиям и людям он давал неожиданно простые и безупречно точные определения. Миша – принципиально честный, непубличный человек. За себя, свою семью и своё понимание правды он готов стоять до последнего, хотя лишён пафоса борьбы с несправедливостью как таковой. Как и многие в тюрьме, он глубоко разочарован в возможности жить, работать и честно строить благополучие своей семьи в России. Как многие интеллигентные люди в тюрьме, он не позволял лениться своему сознанию: каждый день по несколько часов занимался немецким языком и, насколько это возможно при самостоятельном изучении и без аудирования, изрядно преуспел в этом занятии.

Предприниматель средней руки Хрузин проходил по делу губернатора Коми Вячеслава Гайзера. Следствие пыталось доказать, будто возглавляемая Хрузиным компания «Инари» использовалась в схемах легализации незаконно полученных доходов «путём направления денежных средств в строительство гостиницы». Вдумчивый и честный по отношению к самому себе, Миша искренне не мог понять, в чём состоит инкриминируемое ему преступление. Впрочем, лучше всего он сам говорит за себя: «Мне не везли чемоданы с деньгами, все происходило в пределах законодательства. Все деньги на счетах прошли налоговый учёт, абсолютно легальное дело». А вот его последнее слово перед оглашением приговора: «Все ругают Следственный комитет, а я хочу сказать слова благодарности. За три года семь месяцев в СИЗО я познакомился с огромным количеством прекрасных людей. Про губернаторов и мэров я не говорю. Мне попадались деятели искусств, кандидаты технических, физических, экономических наук, строители стадионов, архитектор космодрома, предприниматели из списка «Форбс», гениальные программисты, которых называют хакерами, блогеры, журналисты, правозащитники, генералы, дипломаты, разведчики и даже йог международного масштаба. Многие рвут на себе жилы, чтобы в такой компании оказаться, а я вот – практически на халяву. За это время я почти выучил немецкий язык, могу стоять на руках, могу собрать электроплитку и самогонный аппарат. А оборотная сторона медали: моя жена работает на трёх работах, на попечении двое несовершеннолетних детей, двое престарелых родителей-инвалидов. «Инари» забрали какие-то деятели. Я признан банкротом, имущество распродаётся, мой маленький бизнес разорён. Катастрофа. Прошу меня оправдать и дать возможность работать».

Срок, проведённый Мишей в СИЗО, с учётом коэффициента один к полутора соответствовал вынесенному приговору – пять лет и восемь месяцев колонии общего режима. Сейчас он дома. Надеюсь, он сумеет быстро справиться с травмой, которую тюрьма и несправедливость неизбежно оставляют в каждом человеке. Надеюсь, что планы, которые он по-товарищески доверил мне, полностью воплотятся в жизнь.

Через неделю после позорного решения судьи Дударь в семь часов вечера спецчасть СИЗО вручила мне уведомление о том, что утром следующего дня мне будет предъявлено новое обвинение. Вот обратный отсчёт. Как говорят в таких случаях, следите за руками: 4) 25 июля мне предъявляют постановление о привлечении в качестве обвиняемого, подписанное этим же числом, то есть 25 июля; 3) зная, что адвокат Карпинская занята в другом процессе, о дате вручения Постановления нас уведомили только накануне вечером, то есть 24-го; 2) при этом уведомление подписано Полковником Цахесом 21 июля; 1) и, наконец, на основании этого обвинения от 25 числа, с которым ни обвиняемый, ни защита не были ознакомлены, Басманный суд 18 июля продлил на три месяца срок моего содержания под стражей. Все полтора года предварительного расследования, вплоть до начала судебного процесса по существу дела, пестрят подобными подтасовками. Первое время я льстил себе заблуждением, что такое отношение ко мне и моим бывшим коллегам со стороны организованной преступной группы следователей, прокуроров и судей эксклюзивно, приписывал это громкому имени Кирилла Серебренникова, чем-то не угодившего заказчикам этого беспредела. Но скоро понял, что подтасовки и передёргивание – обычная рутинная практика органов. События московского лета 2019 года, происходящие, когда пишутся эти строки, свидетельствуют о полной и окончательной победе извращённого представления о роли силовых структур, включая прокуратуру и карманный суд. Эта роль сводится к демагогическому оправданию беззакония в отношении неугодных граждан.

Я знал об участии своего адвоката в другом судебном заседании и ходатайствовал о переносе даты ознакомления на следующий день. Проигнорировав просьбу, в назначенное время меня доставили в Следственный комитет России в Техническом переулке, дом 2. Опасаясь провокаций со стороны следователей, Ксения сумела договориться с судьёй о переносе заседания по делу своего другого подзащитного и уже поджидала меня вместе с Юлией Лаховой. В маленькой комнате в жуткой тесноте с трудом уместились три следователя, два адвоката и я, сопровождаемый двумя конвойными.

Скандал вспыхнул сразу: конвойные, следуя своей внутриведомственной инструкции, отказались снять с меня наручники, причём второй парой браслетов я был прикован к прапорщику. Незнакомый мне прежде рыхлый, замызганный молодой человек с потными ладошками и скучным стеклянным взглядом представился членом следственной группы майором Мосенковым. Из-за детской чёлочки над небольшим лбом он был одновременно похож на девочку-редиску из мультфильма про Чиполлино и на Мурзилку с обложки одноимённого журнала времён моего детства. Второе прозвище за ним и закрепилось. Мурзилка огласил намерения: вручить мне новое обвинение, допросить меня и записать для экспертизы образец моего голоса. Я заявил, что отказываюсь участвовать в любых следственных действиях, пока меня не освободят от наручников и не предоставят положенную по закону конфиденциальную консультацию с адвокатами. Двухчасовые препирательства ни к чему не привели: я стоял на своём, допрос и запись голоса не состоялись. Мурзилка пообещал, что через несколько дней допросит меня в СИЗО.