Ламонт Хокинс - Wu-Tang Clan. Исповедь U-GOD. Как 9 парней с района навсегда изменили хип-хоп

Когда мы добрались до первой, бабушка сказала: «Ты должен спуститься в морг».

В этой проклятой холодной комнате были дети, взрослые, множество рядов квадратных металлических дверок с трупами за ними.

Как только дежурная узнала, почему я здесь, она позволила мне начать искать Джимми. Я начал вытаскивать стойку за стойкой – металлические полки на рельсах, которые можно было выдвинуть, – проверял тело и задвигал обратно. Бесконечное количество стоек с людьми. Джон Доу. Джейн Доу. Джон Доу. Дети. Младенцы. Я выдвигаю одну за другой. Я возвращаю обратно детей. Я возвращаю обратно детей постарше. Я возвращаю их всех обратно. Я не могу его найти. Мы объехали все пять больниц. Я весь день смотрел на трупы.

После этого: «Вот дерьмо! Что дальше?»

– О’кей. Знаешь что? Мы вернемся в первую больницу и проверим снова, – сказала бабушка.

Дама из морга была в белом халате. На мне тоже был белый халат. В этом холодильнике был дубак. Я вытаскивал стойку за стойкой. Буквально сотни безымянных Джонов Доу. Наконец, примерно через час я вытащил одну стойку сзади. Сзади, сзади. Под тремя гребаными трупами. Кузен Джимми. Я прижал пластик к его лицу и сказал: «О, это он».

Оказалось, у него случился сердечный приступ. Дома. Каким-то образом он добрался до телефона. Позвонил в скорую помощь. Приехала скорая и забрала его, но не забрала его удостоверение личности. Когда он попал в больницу, у него не было никаких документов, поэтому он стал Джоном Доу. Он умер в больнице, и они понятия не имели, кто он такой. Это научило меня всегда иметь при себе доки и следить за тем, чтобы мои предки тоже всегда носили документы.

Моя бабушка выдохнула, что кузен Джимми нашелся. Я был немного в шоке – не от трупов взрослых, а от тел младенцев. Я говорил с патологоанатомом, который этим занимался. Он сказал: «Ох, это происходит каждый день». Дети двух, трех лет, которых матери выбрасывали в мусорный бак. Бронкс просто жевал их и выплевывал.

Я был потрясен. Я не знал, что в каждой больнице есть такое. В каждой больнице есть гребаный морг в подвале, где лежат люди в холодильниках. Они выбрасывают всю одежду. Там же, сбоку стоит коробка, полная одежды всех мертвецов. Джон Доу и все такое.

Это дерьмо может кого-нибудь уничтожить. Как только ты видишь резню и трупы, последствия жизни и смерти, кто-то получил пулю в лицо, все это дерьмо, ты меняешься. Буквально, ты становишься скелетом. Мы все просто скелеты. Мы никто. Мы такие хрупкие. Это безумие, как люди ведут себя так жестко, будто мы такие непобедимые, когда все вокруг может убить нас в любую минуту.

К тому времени, когда мне исполнилось 19, растафарианцы исчезли, потому что их всех посадили или убили, так что Хилл был наш. Мы чувствовали, что Парк-Хилл – это наша земля. И у нас было право делать все, что мы хотели, на нашей земле. Мы выросли там, принимали побои и всякую херню, и мы все равно выстояли и выросли. Парк-Хилл был нашим, потому что мы все хотели его удержать; мы защищали его, проливали там кровь и знали каждый дюйм. Нам не принадлежало ни дюйма по закону, но мы все равно чувствовали, что он наш.

Я получал свой процент. Тем не менее там была целая куча других чуваков, которые делали гораздо больше, чем я. Были чуваки в начале квартала, были чуваки в конце квартала, там были мы. Одна большая сеть. Если меня там не было, кто-то другой всегда поддерживал трафик. Вот почему на улицах были деньги. Это была простая экономика; без спроса и предложения не было бы клиентов.

Иногда к нам вихрем врывались посторонние, пытаясь заработать денег. Однажды какой-то бруклинский чувак приехал на Остров, чтобы увидеть какую-то знакомую девушку, они встретились. Он увидел, как мы барыжили, увидел, как мы в коридоре отсчитывали пачки наличных. И, конечно, он и его банда тоже захотели оттяпать у нас кусок.

Он сказал своим:

– Чуваки делают деньги на Острове.

– О, мы должны посмотреть на это.

В конце концов, мы выгнали их. Они ехали отовсюду: из Квинса, из Бруклина. Но мы их выгоняли. Иногда случались серьезные перестрелки.

Но я знал, что необходимо остановить посторонних. Если кто-то заходит на твою территорию, ты не можешь позволить ему задержаться. Ты должен действовать немедленно. Как-то мы позволили паре отморозков задержаться, и многие чуваки были ранены или убиты из-за этого дерьма. На собственном горьком опыте мы узнали, что чужакам здесь не место.

Один из моих знакомых получил пулю в глаз из «MAC-10». Парень, в которого стреляли, не был из моих, у нас были свои маленькие разногласия, и мы никогда не ладили, но мы были из одного района, поэтому мне было не по себе, когда он потерял глаз из-за каких-то бруклинских чуваков, пытавшихся вторгнуться на нашу территорию. Мы должны были остановить это в зачатке.

Иногда я даже не могу поверить, что выбрался оттуда живым. Так много хороших парней, которых я знал, погибли в том же квартале, на тех же точках, на которых я бывал ежедневно.

Помню случай, как чувака убили практически у меня на глазах. Я сидел в парикмахерском кресле, меня стригли. В тот день мы были с моим приятелем Блу. На улице ошивался еще один чувак по имени Майк, настоящий гладколицый темнокожий. Хладнокровный убийца, гроза растафарианцев. Он носил очки в золотой оправе и всегда был очень тихим и доброжелательным ко мне. Я не знал, что этот парень был маньяком. Я был еще слишком молод, молокосос лет четырнадцати-пятнадцати.

Я сидел в парикмахерском кресле и просто думал о своем. Внезапно мы услышали грохотание «MAC-10». Рухнули на пол как раз в тот момент, когда лопнула витрина. Через секунду стало тихо, и мы выбежали, чтобы посмотреть, что случилось. На мне все еще была парикмахерская накидка.

Парень, которого застрелил Майк, был известным грабителем и отморозком. Я не знал его имени, но на улице его называли Битбокс. Майк ранил его, и через несколько секунд он рухнул прямо посреди улицы. Через пару минут у него распухли шея, руки, лицо и все остальное. Он просто лежал там, раздуваясь, как воздушный шар. В считаные минуты он превратился из живого и дышащего человека в распухший, раздутый труп.

К тому времени, как приехала полиция и накрыла его тело одеялом, весь район – от маленьких детей до бабушек – уже успел взглянуть на тело. Это было жутко.

Я носил пистолет с четырнадцати лет до двадцати одного года, пока меня не посадили. Это было необходимо. Как только появился крэк, перестрелки начались повсюду.

Вокруг царила жадность, и когда поток денег замедлялся или снижался, начинались войны за территорию, цены, контакты и стукачей. Люди просто сходили с ума, потому что пытались контролировать свою территорию и делали все возможное, чтобы удержать ее.