Брюс Дикинсон - Зачем нужна эта кнопка? Автобиография пилота и вокалиста Iron Maiden

– Какая в этом польза? – спросили они.

– Пригодится в армии, – ответил я. Но комиксовые мысли-облачка вокруг моей головы рассказывали совсем другую историю.

У меня был план: что угодно, чтобы выбраться отсюда – и если уж я собираюсь стать рок-певцом, то это непременно должно случиться в Лондоне – в любом случае, я всегда могу пойти в армию, если музыкальная карьера не заладится. И вот я здесь, и новый мир открыт передо мной почти с того момента, как я приехал. Я отпил свою пинту. «Приоритеты», – подумал я. Номер один – девственность. Нужно стать мужчиной, и как можно скорее.

Я раз и навсегда положил конец своим военным амбициям, очутившись на военной кафедре Лондонского университета. Я не буду останавливаться на этом вопросе. Я посещал тренировочные вечера, и они были достаточно тоскливыми по сравнению с бегом по нортумбрийской пустоши Оттерберн с пулеметами в компании сталеваров. Это было похоже на сборище толстых чудаков, пытающихся влезть в неподходящую им форму и ботинки и никогда не видевших грязи.

Вскоре я встретил множество выпивающих людей, очень разнородную компанию, и узнал, что их называют студентами-медиками. Я подумал, что это и есть начало конца моей девственности. Поэтому я начал карьеру мойщика кофейных чашек поздними вечерами, ошибочно полагая, что если я буду делать добрые дела, то 19-летняя студентка-стоматолог на меня западет. В конце концов, она запала, но не раньше, чем я узнал, что она тоже девственница, и, что хуже, она прочитала мне лекцию о фармакологии контроля рождаемости. Это устранило дрожь чистого вожделения, но заменило его успокаивающей надежностью, основанной на здравой клинической практике. Да уж, попрактиковались мы с той девчонкой вволю.

После этого я отправился на поиски рок-н-ролла и тайн вселенной. И это был всего лишь вечер пятницы.

Необязательно быть Шерлоком Холмсом, чтобы определить в уличной толпе музыкантов – особенно рок-музыкантов. Либо они бродят, погруженные в мечты, либо движимы горячими амбициями, и у них часто есть с собой гитарные чехлы, барабанные палочки или экземпляр журнала Melody Maker, торчащий из заднего кармана, как скрытая реклама. Как бы странно и слегка смешно это ни звучало сегодня, в те времена Melody Maker был единственным серьезным журналом для объявлений о поиске музыкантов, продаже оборудования, аренде студий, прокате гастрольного транспорта и всех других вещей, связанных с роком и прочей музыкой.

Он печатался на широких страницах и был по большей части черно-белым. У конкурентов, таких, например, как журнал Sounds, были цветные вкладки газетного качества – большие листы туалетной бумаги, – чтобы попытаться приблизиться к тиражам Melody Maker.

Так что я очень быстро заметил гитару Gibson SG, которую нес без чехла какой-то худощавый кучерявый парень.

– Привет! Классная гитара. Какую музыку ты слушаешь?

– Judas Priest, Black Sabbath, Deep Purple.

Таким образом, в течение тридцати секунд у нас уже была группа. Парня того звали Мартин Фрешуотер, и он знал басиста по имени Адам. Затем мы нашли местного «Джона Лорда», Нодди Уайта.

Нодди был похож на Нодди Холдера из Slade, собственно, поэтому его все так и называли. Я так никогда и не узнал, родился ли он с другим именем. Нодди давал уроки игры на гитаре, имел бас с двойным грифом и шестиструнную комбинированную гитару, а также орган, который звучал далеко не настолько же впечатляюще, как выглядел. Нам не хватало только барабанщика.

Стив был единственным из нас, кто не был студентом, и я совершенно не помню, как мы его нашли, но он жил в Катфорде, и у него было больше барабанов, чем я когда-либо видел в своей жизни. Мы выбрали большое помещение в заброшенных кухнях кампуса, установили там комплект оборудования и принялись извлекать шум из своих инструментов. Стены были выложены плиткой, а раковины из нержавеющей стали создавали естественную жестяную реверберацию, поэтому все происходящее было похоже на игру в консервной банке.

Я попросил Нодди показать мне, как играть на гитаре, и медленно водил ногтями туда-сюда по грифу, расставляя свои короткие пальцы в нужном порядке. Сразу же я начал сочинять, и первое волнение от творчества вскоре сменилось разочарованием от невозможности создавать форму и структуру.

Я никогда не забывал эту первоначальную радость, волнение этого момента зарождения смысла. Даже если это имело значение только для меня одного или если это в конечном итоге было признано негодным. В искусстве творчества присутствовала непорочность. К тому времени мы наработали небольшой репертуар, и все, что мы играли, было нашим собственным творчеством. Мы были, по сути, готовы – ну, или мы так думали – к тому, чтобы сыграть несколько концертов.

Но нам нужно было название.

Выбор названия для песни – это довольно неприятная вещь. Название может невольно предопределить судьбу группы и обречь ее на гибель или, что еще хуже, на мелкое плавание.

Название создает канат, по которому идет каждая группа. Рок-музыка идет по канату практически всегда: слишком напыщенно, слишком панково, слишком серьезно, слишком смешно, слишком расхлябанно, слишком технично – все это не имеет значения, покуда вы остаетесь на канате. На самом деле зрителям интересно наблюдать за тем, как вы качаетесь.

Но это будет ад, если вы сорветесь.

В 1977 году панк был в полном разгаре, и колледж королевы Марии, расположенный в ист-эндском районе Майл-Энд, был просто чокнутым в этом смысле. Там проходили тайные концерты Sex Pistols, Jam и Benthal – панк-группы со скрипачом. Что в названии?

– Speed? – предложил Нодди.

– Speed? – переспросил я.

– Да. Потому что мы играем слишком чертовски быстро.

Никто из нас – правда, НИКТО ИЗ НАС – даже не подозревал, что слово «скорость» является названием наркотика и довольно популярным словечком в культуре, которую на тот момент никто из нас для себя не открыл – и, в любом случае, не мог себе этого позволить – там, где употребляли кокаин. В нашей компании единственным стимулятором сознания было пиво. После пяти вечера в студенческом союзе собиралось множество музыкальных извращенцев, которые стояли возле музыкального автомата и каждый день отчаянно спорили по поводу одних и тех же вещей. Они кричали друг на друга, но под конец мирились и расходились друзьями. Стоит отметить, что среди тех людей были будущие мировые лидеры и знаменитые футбольные болельщики.

В баре союза присутствовали все оттенки красного – от светло-розового на высоких каблуках до коммунистического алого, с обагренными кровью топорами, нацеленными погрузиться в головы грязных капиталистических угнетателей. Как общепризнанный оппозиционер, я вставал и выступал против некоторых из самых глупых движений во время общественных дебатов. Разносить этих бесцеремонных и самоуверенных судей студенческих политических мнений было стоящим делом.