Бенджамин Мозер - Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

Но значение имеет не то, что писатель говорит, а то, чем он является» [1590].

Эдвард Саид счел ее выступление «умопомрачительно плохим» [1591]и заметил, что «праведная» Зонтаг не упомянула о том, что на Иерусалимской книжной ярмарке, на которой и проходило вручение премии, не было ни одного араба или мусульманина [1592].

Шогнесси обожала советы, которые ей давала Зонтаг. «Свои советы Сьюзен давала совсем не милым тоном. Она всегда давала их немного жестоко. Но все ее советы были изумительными», – говорила Бренда. Многие касались различных премий, которые можно было получить. Сьюзен спросила Бренду, подала ли она на стипендию Гуггенхайма, и когда та ответила, что слишком молода, чтобы удостоиться такой чести, Сьюзен вскипела: «Не твое дело саму себя отвергать. Это их задача. Ты кладешь листок со своим именем в шляпу, участвуешь в лотерее. Если они тебя «зарежут», то это уже их дело. К тебе это никакого отношения не имеет! Что ты вообще о себе знаешь? Какая же ты эгоистка!» Бренда подала заявку, и подавала много лет подряд. И с 11-й попытки получила стипендию Гуггенхайма.

Другим Зонтаг так же резко давала важные советы. Она убедила Ричмонда Бертона высказывать свои мысли и соображения во время посещения музеев. Бертон считал, что его мысли являются слишком банальными.

«Она очень быстро делала замечания, с которыми я большей частью соглашался. Все остальные просто боялись об этом говорить. Она говорила: «Послушай, Ричмонд, большинство людей просто боятся своих собственных чувств». Это был такой для меня подарок понимания, так четко преподнесенный, и что особенно приятно, что не от кого угодно, а от нее самой» [1593].

Она посоветовала Майклу Силверблатту вырасти. В детстве у Майкла была аллергия на пыль и грязь, поэтому его родители сожгли все его мягкие игрушки. Когда он вырос, то стал собирать такие игрушки. «Ты должен их выбросить, – приказала ему Зонтаг. – Все до последней. Ты уже не ребенок. Ты и так слишком долго этой детской шизой занимался. Я на тебя не злюсь, но ты бросишь это занятие. Просто остановись, и все. Забудь про детство». Он подчинился и потом был ей всю жизнь благодарен.

«А Джимми КакКорту она сказала следующее: «Джимми, не знаю уж, как это тебе удалось, но твой любовник весьма достойный человек, вы друг другу подходите, но если ты будешь продолжать пить, то ты его потеряешь. Ты его потеряешь, а сам будешь думать, что ты – пуп земли. Ты – малоизвестный автор одного специфического романа. Где гарантия, что ты напишешь второй роман?» И Джимми не стал на нее сердиться, записался в Анонимные Алкоголики, и они до сих пор вместе со своим парнем, и все это главным образом благодаря Сьюзен. Своими словами она ранила и уничтожила жизни такого же количества людей, которое своими словами и спасла. И я среди последних» [1594].

В последние годы жизни с ней дружил молодой немецкий куратор Клаус Бизенбах. Он вспоминал о том, как в четыре часа утра, когда они покупали в Берлине картофель фри, Сьюзен разоралась на него за неправильное употребление одного слова. Этот случай в корне изменил все его отношение к своей работе: «Она донесла до меня, что все, что мы делаем, каждое слово, которое используем, имеет значение. Во всем есть свой смысл. Надо быть удивительно точным и сконцентрированным». Бизенбах понял, почему она обращала такое внимание на значения слов. «Клаус, – говорила Зонтаг, – ты куратор и критик, единственное, что у тебя есть, – это твое мнение. Не разбрасывайся им, не отдавай его просто так. Это единственное, что у тебя есть» [1595].

«Такое ощущение, словно она и по сей момент засела у меня в голове. Она стала для меня авторитетом, идеализированным примером для подражания», – говорил Бертон. Впрочем, иногда ее авторитет превращался в авторитарное отношение. После смерти Зонтаг Шогнесси писала: «Меня шокировало, что эти женщины (включая Терри Кастл и Сигрид Нуньез) упоминали о том, что она говорила им, что они глупые. Они совсем не глупые». Она начала ходить к психоаналитику, чтобы понять, почему ее тянет к человеку, который так плохо к ней относится. Во всех отношениях и связях, в которых присутствует элемент подавления, редкие проявления доброты на фоне в целом плохого отношения являются наркотически притягательными. «Когда она действительно давала мне понять, что меня любит, а не считает меня идиоткой, это было просто потрясающе».

Зонтаг легко увлекалась людьми, и, следовательно, ее ждали бо́льшие разочарования, чем человека более сдержанного, более точно умеющего понимать людей и более ироничного по поводу своих собственных недостатков. Однако у нее был друг, который ее никогда не расстраивал, и имя этому другу Искусство. В 2001 году вышел сборник эссе «Куда падает ударение», в котором она объясняется в любви этому другу и пишет о том, как им восхищается.

Восхищение другими людьми бывает у тех, кто не способен восхищаться собой, писала она в «Любовнице вулкана». «Он хотел восхищаться собой, но чаще восхищался теми, кого любил». У леди Гамильтон была «страсть к обожанию» [1596], которая была и у автора этого романа. Обожать и восхищаться – значит участвовать в чем-то более чистом, масштабном и красивом, чем ты сам, восхищение вписывалось в ее характер: увлечение, страсть – не долгая и упорная работа любви, а быстрое головокружительное увлечение.

Сборник эссе «Куда падает ударение» написан на основе 20-летних упражнений в восхищении и обожании. В нем много говорится о стремлении к идеалу, будь то произведение искусства или идеал «серьезной» – моральной, политической или художественной – жизни. Она обсуждает книги, кино, танец, людей, которых она боготворила в детстве, например Ричарда Халлибёртона, и тех, кого обожала – будучи взрослой: Лусинду Чайлдс и Иосифа Бродского. Она писала о местах, которые остались в памяти, в особенности о Сараево. Начиная с эссе «Против интерпретации» Зонтаг была известна тем, что сообщала о новых именах и тенденциях в искусстве. Она много читала и много путешествовала, что, бесспорно, помогало. В сборнике есть эссе о творчестве таких деятелей культуры, как Данило Киш, Райнер Вернер Фассбиндер, Мачадо Де Ассис, Хуан Рульфо и Говард Ходжкин.

ЗА МНОГИЕ ГОДЫ ИМЯ ЗОНТАГ СТАЛО СИНОНИМОМ ВЫСОКОЙ КУЛЬТУРЫ, И ПО ТЕКСТУ СБОРНИКА ЭССЕ «КУДА ПАДАЕТ УДАРЕНИЕ» МОЖНО ЛЕГКО ПОНЯТЬ, ПОЧЕМУ ЭТО БЫЛО ИМЕННО ТАК.

Она была интеллектуалом, которого знали люди, ничего не знавшие об интеллектуалах. Она была гуру в картине «Зелиг» Вуди Аллена, гением, придумавшим идею обложки Vanity Fair, женщиной, разрешившей Энни Лейбовиц сфотографировать себя в рекламе водки Absolut. Возможно, такие «достижения» могут показаться достаточно пошлыми, но в эпоху культуры шопинга культуре нужны были защитники, которые могли позволить себе зайти на демоническую территорию. Зонтаг была человеком, считавшим, что культура стоит того, чтобы ее защищали.