Бенджамин Мозер - Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

У СЬЮЗЕН БЫЛА НЕИСТОЩИМАЯ ЭНЕРГИЯ, ЧТО, ПО СЛОВАМ ДАВИДА, «САМАЯ ВЫДАЮЩАЯСЯ ХАРАКТЕРИСТИКА» ЗОНТАГ.

Эта энергия заставляла ее посещать вечеринки, открытия выставок, публичные чтения, ужины и спектакли. Она укладывала Давида спать, а потом уходила со своими друзьями в кино или театр, чтобы вернуться к рассвету, до того как ребенок проснется.

Друзья Сьюзен начали замечать, что мальчик замыкается и начинает проявлять нездоровый интерес к оружию. Его единственное приятное воспоминание о Нате было связано со случаем, когда тот разрешил ему подержать в руках свой пистолет [489], а в одном из интервью Давид заявил, что единственным положительным воспоминанием об отце было то, что тот водил его на стрельбище [490]. В 1960 году поэт Самуэль Менаше предложил Сьюзен выйти за него замуж, и Давид был очень рад тому, что мать ему отказала, потому что однажды Менаше посоветовал Давиду выбросить все его игрушечные ружья в Гудзон, как писала Сьюзен матери. «После этого Давид стал очень холодно относиться к бедному Сэму!» [491]Спустя несколько лет, когда Давиду было около 10 лет, новый приятель Сьюзен Дон Эрик Левин впервые появился в квартире матери-одиночки. Давид играл в металлических солдатиков, а Сьюзен передала Левину текст, на которым тогда работала, – «Записки о кэмпе» [492].

Сьюзен познакомилась с Ирэн за несколько месяцев до появления новой художественной формы, которой было суждено стать одной из наиболее популярных в 60-е. В октябре 1959-го в Нью-Йорке состоялся первый хэппенинг Аллана Капроу «18 хэппенингов в 6 частях». Частично это был протест против «музейного восприятия искусства», поэтому зачастую хэппенинги были мероприятиями некоммерческими и эфемерными. («Хэппенинг не купишь», – писала Сьюзен.) Это были сумбурные, быстрые, «радикальные постановки», цель которых – развлечь или как-то задеть чувства публики. В хэппенинге были элементы театра и процесса создания живописи, использовавшиеся одновременно для создания иммерсионного эффекта. Хэппенинги проходили в дешевых пространствах в даунтауне, в них часто использовались найденные предметы, включая мусор городской жизни, и они представляли собой пример единого или универсального произведения, объединяющего различные виды искусства в рамках единого художественного объекта, то есть то, что называется Гезамкунстверк (Gesamtkunstwerk).

Ирэн Флорес очень любила подобные мероприятия. Со смертью Джексона Поллока (1956 г.) абстрактный экспрессионизм как основное направление живописи в течение почти целого поколения, казалось, зачах и иссяк. Хэппенинги организовывали художники возраста Сьюзен. Например, Капроу был всего на шесть лет старше Зонтаг. Эта художественная форма стала выражением появляющегося авангарда и, как писала Зонтаг в 1962 году, «логическим развитием нью-йоркской школы 50-х».

«Гигантский размер многих созданных за последнее десятилетие в Нью-Йорке работ был призван захватить и удивить зрителя своими масштабами. Кроме этого, на холсте использовались не только краски, что свидетельствует о латентном намерении придать объекту трехмерную форму».

Идея хэппенингов появилась под влиянием абстрактного экспрессионизма, сюрреализма и идей Арто о театре. Однако представление о том, что искусство может захватить воображение зрителя и создать для него альтернативную реальность, было уже знакомо Сьюзен по творчеству Фрейда. «Фрейдистская техника интерпретации, – писала она в эссе о хэппенингах, – оказывается основана на той же логике взаимосвязи противоречий, к которым нас приучило современное искусство». И что же такое современное искусство? «Цель совриска – открыть в логике будничности аналогию жизни сна» [493].

ОТЛИЧИТЕЛЬНОЙ ЧЕРТОЙ ТВОРЧЕСТВА ЗОНТАГ И ВСЕГО НОВОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ СТАЛ ОТКАЗ ОТ РЕАЛЬНОСТИ И ПОСТУЛАТ О ТОМ, ЧТО СОН ВАЖНЕЕ ЯВИ.

«Мир, в конечном счете, является эстетическим феноменом», – писала она в эссе «О стиле». Проявления этой идеи были самыми разными. В 60-х эта идея выразилась в популярности LSD (препарат продвигали литераторы и ученые, включая английского писателя Олдоса Хаксли и профессора Гарвардского университета Тимоти Лири) и стилизованного недоискусства, которое нравилось геям.

«Смысл современного искусства» Зонтаг определила при помощи фрейдистской теории, в которой сны играли ключевую роль. Отношения между реальностью и сном, а также объектом и метафорой были излюбленной темой философских споров со времен Платона. Такое разделение привлекало Зонтаг как с интеллектуальной, так и с эмоциональной точки зрения.

Существовало личное «я», выражавшееся в поведении человека, когда он был один. Существовало также сексуальное «я». Было и социальное «я»: маска, образ человека в обществе. Кроме этого, было еще одно «я»: alter ego – реальная или придуманная альтернативная личность, преследовавшая Зонтаг всю жизнь, мысль о том, каким человеком она должна быть. «Тот человек, который смотрит на меня, насколько я себя помню, и который смотрит на меня сейчас» [494], – писала она, когда ей было 14 лет.

Напряжение между реальностью ее жизни и тем, как она представляла себя окружающим, проявилось и в отношении к сексуальности. Она обрела счастье с Ирэн, отбросила «незаконченное, изуродованное «я», существовавшее до начала разнузданности», и стала наконец той, которой мечтала стать.

Однако это самое, родившееся после разнузданности «я» на людях не выставлялось. В письмах к Джуди Ирэн превращалась в «Карлоса»:

«Ничего особенного не происходит, хожу на работу, занимаюсь любовью, смотрю кино, играю в шахматы. Не знаю, как долго продолжится этот роман, может, несколько лет. Я полностью исключаю вероятность брака, и Карлос со мной согласен. Но он может перестать быть доволен нашей договоренностью после возвращения Давида… Очень боюсь того, что тогда он поднимет вопрос о свадьбе, против которой я всей душой. Если до этого дойдет, то я перестану с ним встречаться. Наверное, все это говорит о том, что я люблю его меньше, чем он любит меня. Так оно и есть. Но я очень в него влюблена, он – это все, что мне нужно сейчас в человеке…» [495].

Из письма следует то, что Давид был в Калифорнии, где жила Джуди, следовательно, Сьюзен боялась, что информация об Ирэн могла бы дойти до Филипа. Возможно, Сьюзен опасалась, что неосторожное слово может закончиться судом об опеке ребенка (и действительно, вскоре Филип судился с ней именно по этой причине). Сьюзен в течение многих лет обманывала сестру, с которой виделась не часто. Она обманывала ее и после того, как Давид вырос, и Джуди узнала о том, что ее сестра – лесбиянка, незадолго до ее смерти. «Какая я была глупая», – корила она себя и в оправдание добавила, что Сьюзен «постоянно рассказывала» ей о своих романах с мужчинами [496].