Бенджамин Мозер - Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

По тексту эссе «Письмо из Швеции» сложно понять причины ее недовольства королевством. Зонтаг осознавала положительные стороны, и королевство представлялось ей идеалом человеческого общества. Она высоко оценила щедрость, с которой государство относится к художникам, включая ее саму. Писала о том, что в Швеции самый высокий доход на душу населения в мире. Упоминала эгалитаризм (равенство): «По сути, в стране нет прислуги» [791]. Отмечала отсутствие коррупции. «Стандарт честности людей вряд ли может быть выше» [792]. О статусе женщин говорила: «Вы даже представить себе не можете, как приятно быть в городе, в котором женщина в полном одиночестве может гулять в любое время днем и ночью, и никто на нее даже не посмотрит, не говоря уже о том, что ни один мужчина не станет ее преследовать» [793]. Шведы оказались «удивительно красивыми» и «с прекрасным состоянием здоровья», хотя она критиковала «противоречие между красотой лица и неосвобожденным телом» [794]. Шведы не «зарубались» на сексе, «нет никакого позора в том, что человек родился бастардом», и «если тебе нужен вибратор, то его можно купить в ближайшем секс-шопе» [795].

Кроме этого, она вставила в эссе жалобы чисто туристического толка. Как и многие другие представители северных народов, шведы пьют. Зимы длинные, темнота вводит в состояние депрессии. «Шведам сложно быть щедрыми и принимать щедрые подарки», – пишет она, начисто забыв о том, что совсем недавно получила 180 000 долларов на съемки фильма. «Люди чувствуют себя напряженными в обществе других людей». Может быть, все, о чем она писала, – чистая правда, но эти утверждения представлены совершенно бездоказательно. Точно так же как и в случае с вьетнамцами, мы совершенно не в курсе того, что думают сами шведы. Что они сами сказали бы, услышав, что у них «относительно слабое стремление дифференциации себя как индивида»? [796]Что бы сами жители страны сказали, узнав, что «правящие классы в целом очень благожелательны и исполнены добрых намерений»? [797]Подробнее об этом – ни слова, точно так же без объяснений зависает утверждение о том, что «шведы хотят быть изнасилованными» [798].

Впрочем, как можно догадаться, эссе «Письмо из Швеции» написано в меньшей степени о шведах и в большей – о самом авторе работы. Вот что она пишет в конце эссе:

«В Швеции провели значительные реформы, но не произошло никаких радикальных перемен. Эти реформы носят гуманистический и социальный характер, но не решают главную проблему шведов как человеческих существ. Их не пробудили после хронической депрессии, не высвободили их новую энергию, не создали и не смогли создать Нового Человека. Поэтому Швеции нужна революция» [799].

ЗА ВСЕМИ ЭТИМИ ПРОКЛАМАЦИЯМИ И ПРИЗЫВАМИ ОЩУЩАЕТСЯ ЧУВСТВО РАЗОЧАРОВАНИЯ.

Описанные ею реформы оказались менее важными, чем надежды, которые она возлагала на поездку в Швецию. В некотором смысле поездка была побегом от собственного сознания, стремлением начать новую жизнь где-то в другом месте. В терминологии лечения алкоголизма – этот метод известен как «географическое излечение» – попытка избавиться от зависимости путем «перемены мест» и смены обстановки. Разочарованный американец может уехать за границу. Писатель в творческом кризисе может попробовать себя в качестве сценариста. Страдающая депрессией женщина может стать «новым человеком». Она писала о Ханое: «В трудностях рождается новый человек» [800].

Она искала этого человека, искала любовь. Эссе заканчивается одним из самых популярных призывов 1960-х: «Hasta la victoria siempre!» [801]

Сьюзен любила в шутку говорить, что в Европе 400 лесбиянок [802]. Среди них были богатые наследницы, светские львицы, писательницы, аристократки, актрисы и дизайнеры. Это была своеобразная аристократия внутри аристократии. Так сказать, женский эквивалент того, что в Англии Исайя Берлин называл Гоминтерном, а во Франции называли l’homo. В Лондоне и Париже, в Каннах и на Капри эти женщины отдыхали, влюблялись и разбивали сердца все в том же эксклюзивном кругу общения.

Для этих дам гомосексуализм был отнюдь не отказом от классовых привилегий, что часто наблюдается в случае с героями романа «Ночной лес». «Они жили в милом месте, – говорила одна дама другой. – Но богатыми я бы их точно не назвала» [803]. Именно так можно было бы описать семью Анны Карлотты дель Пеццо, герцогини Кайанелло. Когда они встретились в 1969 году, Сьюзен жаждала любви, а Карлотта была девушка романтичная, словно из романа. Сьюзен не влюблялась лет десять, со времен Ирэн. Позднее Давид говорил: «Не думаю, что Сьюзен любила кого-нибудь так, как она любила Карлотту» [804].

Они были очень разными. Сьюзен была американкой, представительницей среднего класса, целью которой было кем-то стать. Карлотта была неаполитанской аристократкой, ее волновало только то, чтобы быть. «Такие люди практически с обидой воспринимают вопрос: «Что ты думаешь, что собираешься делать?» – говорила поэтесса Патриция Кавалли. Карлотта даже по меркам женщин своего круга была абсолютно бездеятельной. «Ее подруги, дамы ее возраста, с которыми она ходила в школу, все что-то делали, – говорил художник Марилу Усташио. – Вот только она не делала совершенно ничего».

«Карлотта вполне могла и не вставать с кровати, – вспоминал художник. – Строить с ней какие-либо планы было просто нереально» [805]. В 1970 году Джованелла Заннони так говорила Сьюзен: «Она периодически очень туманно начинает воспринимать понятие времени и что это понятие означает. Она совершенно не в состоянии осознать, что у других людей есть обязательства и встречи, на которые надо появляться вовремя» [806]. Кавалли говорила также: «Мне кажется, что она за всю свою жизнь не прочла ни одной книги». Дон Левин считал, что Карлотта в своей жизни делала две вещи: «крутила по утрам толстые «косяки» из коричневой бумаги и делала на завтрак очень острый соус для пасты» [807].

Характер Карлотты представлял собой полную противоположность «радикальной» или, в русском переводе, безоглядной воли, то есть полную противоположность Сьюзен. Впрочем, ее безделье тоже оказалось не безоблачным. Однажды Усташио упрекнул ее в лености, на что та резко ответила: «А ты думаешь, что это легко – ничего не делать?!»

До встречи со Сьюзен Карлотта жила наполовину феодальной жизнью, наполовину жизнью «сливок общества». Она много путешествовала. Давид Рифф говорил, что «я назвал бы ее Eurotrash». Она была высокой и худой, имела склонность к меховым шубам с поясом и подбитыми плечами, а также любила надевать норковые шубы прямо на футболки без лифчика. Она была моделью, тусила с Висконти, снималась в массовке у Пазолини, жила в мире людей, по выражению Левина, «которые не думают: «Может, вместо того чтобы быть на этой вечеринке на Капри, мне стоит написать пьесу?» [808]