Эверетт Тру - Nirvana: Правдивая история [litres]

(Эта версия противоречит более театральному рассказу Кортни журналисту «Спин» Крэйгу Марксу 1995 года о том, как она взломала запертую дверь и увидела разложенное вокруг Курта оружие: «Я схватила револьвер, приставила к собственной голове и сказала: „Я сейчас нажму курок сама. Не могу больше видеть, как ты умираешь“. Он схватил меня за руку. Он кричал: „Это небезопасно. Ты не понимаешь. Здесь нет предохранителя. Он выстрелит. Он выстрелит“».)

Полиция отвезла Курта в участок в городе, но не вынесла мер наказания.

– Он всегда радовался, когда приезжали копы, – утверждает Кали. – Даже начинал шутить. И копы, похоже, тоже веселились.

В последние недели жизни Курта некоторые дни остаются белыми пятнами. Один такой период покрывает несколько дней после возвращения Курта и Кортни из Рима – где-то между 12 марта (когда в полицию анонимно позвонили по 911 из резиденции на Лейк-Вашингтон, позднее отменив вызов) и 18 марта. Более чем кто-либо другой устрашенная кажущимся безразличием Курта к собственной судьбе, зная о том, что в Риме произошел не несчастный случай, а самая настоящая попытка суицида (хотя этот факт до самой смерти Курта держался в секрете), Кортни распорядилась, чтобы в доме больше не было наркотиков. Она даже запретила приходить Дилану, потому что считала, что он наркодилер Курта. По иронии судьбы, Дилан снабжал и Кортни.

Такое лицемерие жены стало для Курта последней каплей – какое право она имеет читать ему лекции о наркотиках. Произошла жестокая свара, и Курт, в сопровождении Рене, ушел. Несколько дней Кортни не видела Курта. Товарищи по героину наплевали на все семейные обязанности и отправились по разным дешевым гостиницам на Аврора-авеню: «Марко Поло», «Крест», «Сиэтл-инн».

– Мы шли по Денни-Уэй, – начинает Рене. – Как будто Курт хотел в последний раз пройтись по городу. Это было наше маленькое приключение. Дело происходило ночью, и он не знал, где и что. Мы пошли в «Таверну Линды» [модный клуб в Кэпитол-хилл], тогда еще только открывшуюся, и там над ним все потешались. Сиэтл – очень маленький мирок. Потом мы заметили Нильса Бернстейна и подсели за его столик, но все было не как дома. Курт чувствовал себя чужим.

У нас не хватало наличности, все кредитки Курта были заблокированы, но у нас оставался чек моей мамы от «Вестерн юнион» на сто долларов. У меня удостоверения не было, воспользовались Куртовым. Мы пришли в магазин, где принимали любые чеки, и словно оказались на одной из телепередач, где неожиданно появляются знаменитости. Там был какой-то парень под кайфом; он хвалил Курта, но в шутливой манере, так что Курту понравилось. Вдруг появилось ощущение, что он снова наладил контакт с городом, но присутствовало оно недолго.

Мы сбежали из дома, потому что у него случилась ссора с Кортни. Кали только что ушел с Дженнифер [Адамсон], и дома остался один я. Кортни заявилась домой, а потом я услышал эту дикую перепалку. Это был единственный раз, когда Кортни на моих глазах ударила Курта. Они ссорились из-за каких-то таблеток.

Кто-то спрятал чужой рогипнол. Я зашел и увидел, как они молотят друг друга, и прежде чем Курт собрался ударить, я схватил его, перебросил через плечо и вышел из комнаты, а потом и из дома. Когда мы добрались до дороги, я опомнился и сбегал за его курткой, и мы пошли дальше. Мы шли от дома к городу. Нас не было пять дней; в первый вечер при нас все еще были кредитки. Инцидент в таверне случился на третий или четвертый вечер. Для Курта это было не лучшее время: он обычно никогда не покидал дома.

Мы направлялись к нашей подруге Кейтлин [она жила на пересечении 11-й улицы и Денни-Уэй]: собственно, это была наша основная цель. Мы остались там – немного поели и заказали такси до ближайшей гостиницы. Мы жили в трех разных отелях – или мотелях, какая разница. В основном мы шлялись по городу – такие подростки-бродяжки. Было очень здорово. После первого вечера я боялся, что у нас будут проблемы. Я позвонил домой, чтобы понять, как там дела, и попал на Эрика, но он ответил: «Не надо меня впутывать». У Дженнифер Адамсон в Кэпитол-хилле мы наткнулись на Дилана Карлсона; в то время она уже ни с кем из нас не встречалась – я, Дилан, Кали приходили к ней и просто слушали музыку. Там тоже было здорово. Дилан оказался там случайно, но мы же его хорошо знали.

Мы с Куртом проторчали ту неделю вне дома, потому что у него благодаря этому поднялось настроение. И нам показалось, что будет лучше какое-то время побыть вдали от дома, глотнуть воздуха. Все мы пытались растормошить его после прилета из Рима.

– Дженнифер Адамсон считалась моей девушкой, – говорит Кали. – И Джессика Хоппер тоже. Джессика была хорошая девушка. Дженнифер тоже неплохая, но наркоманка, и она потом умерла. Она умерла через четыре или пять лет [в 2000 году] после этого от передозировки. Я жил в доме, там же жила и Джессика, но колоться я уходил к Дженнифер. И в те дни у Дженнифер Адамсон дома произошел удивительный вечер. Внезапно там появился Курт и позвонил в дверь. Я посмотрел в глазок, потому что мало кого пускал в квартиру, и спросил: «А что ты тут делаешь?» Он отвечал: «Просто нужно было уйти из дома. Мы с Кортни подрались. Можно зайти и послушать с вами музыку?» Ему очень нравилась «Elastica» [389], а я как раз достал их первый сингл.

– Он чуть больше становился собой, когда семьи не было рядом, – продолжает Рене. – У нас появлялась возможность почувствовать себя товарищами. Я шутил, что он так и не переспал с девушками, которые ему нравились, а стоило бы, и представлял себе реакцию Кортни.

Странная вышла прогулка. Я никогда не видел прежде, чтобы он много двигался или занимался физическим трудом – кроме сцены. Иногда он огорчался, что тратит слишком много денег на всякую херню, или высмеивал Кортни, которая поступала точно так же, говорил, что этак они разорятся. Курт никогда не понимал, насколько он богат. Кортни тогда ввела правила, запрещающие наркотики в доме: никакого кокаина, спидов, белых порошков, – и я отвечал ей: «А как насчет твоих таблеток?» Мы с Куртом пытались найти крэк, потому что никогда его не пробовали. Но не нашли и вместо этого мы покурили спидов через лампочку – и решили, что это очень прикольно.

Я не предполагал, что кредитки заблокируют. Это сделала Кортни. Ей всегда удавалось его сломить. Она знала, что нам нужны деньги, а у меня их нет, и она хотела, чтобы Курт вернулся, потому что прослышала, что он там ведет шикарную жизнь, и это ее ранило. А со своими ранами Кортни справлялась, выпуская на окружающих торнадо своих чувств. Я был в шоке от блокировки кредиток, но не удивился суровости меры. Мы с Куртом знали, что это его деньги, – но не пошли в банк разбираться. Нам не хотелось создавать проблем. Мне было меньше двадцати, я был несовершеннолетним, да и Курта совершеннолетним, по большом счету, назвать сложно.