Эверетт Тру - Nirvana: Правдивая история [litres]

Я: Ты помнишь, как реагировала Кортни?

– Она говорила об этом как о несчастном случае.

Я: В те выходные мне позвонила Дженет Биллиг и сказала, что это был несчастный случай, а не попытка самоубийства: «С Куртом все хорошо, он сидит в кровати, разговаривает и шутит». Может, в это время все уже так и было.

– Так и было, – улыбается Кали. – Он рад был увидеть меня, Пэта и Фрэнсис. Лететь домой было забавно. В это время мы с Пэтом Смиром оба заболели гепатитом А и пожелтели, вроде бы как раз когда летели домой. В общем, заболели.

Курт вышел из больницы 8 марта и через четыре дня улетел домой – в самолете слышали, как он громко ссорится с Кортни, требуя дать ему рогипнол. Она отвечала, что спустила таблетки в унитаз. В аэропорт Си-Так его прикатили в инвалидной коляске.

Но даже после всего этого боссы «Gold Mountain», казалось, продолжали жить в иллюзорном мире: Мелору Кригер, как сообщалось, отправили 11 марта в Прагу, где должна была начаться вторая часть европейского турне «Nirvana», и велели ждать там. «Даже когда мне пришлось вернуться в Нью-Йорк, там никто ничего не хотел отменять, – сказала она Борцилло-Вренна. – Они наконец-то признали, что в Европе ничего не состоится, но велели готовиться к „Lollapolooza“, потому что фестиваль все еще стоял в плане».

В.: Цитировались твои слова о том, что последний концерт в Мюнхене был «просто изумителен». Что тебе запомнилось в этом концерте?

– У нас с Куртом был бронхит, – отвечает Пэт Смир, – и голос у него заметно садился с каждой песней. Когда мы пели вместе, это напоминало крики дерущихся котов. С голосом у него было жутко плохо, но вместо того, чтобы это скрыть, он, казалось, с радостью повторял: «Я не смогу петь много дней».

В.: Много говорилось о сессиях дома у Кобейна 25 марта 1994 года, в которых участвовали ты, Курт и Эрик Эрландсон. Что ты можешь сказать о них?

– Мы просто поиграли и записали четыре песни. Курт пел и играл на барабанах, Эрик на басу, а я на гитаре.

В.: Что, кроме «Do, Re, Mi» [388] , было записано?

– Да я уже не помню.

В.: Ты не знаешь, собирался ли Курт записаться с «Nirvana»? И если да, то какие песни предназначались для этого?

– В то время больше разговоров было о турне. По сравнению с тем, что осталось, мы только начали… оставались концерты в Европе, Япония и Дальний Восток, Южная Америка, «Lollapalooza» и т. д. О новом альбоме я знал только то, что Курт что-то для него пишет, и еще он упоминал какие-то идеи о направлении альбома. Иногда он просил меня помочь что-то написать, пока мы ездили по Европе, но меня это пугало, да и взять акустические гитары в номера было невозможно. Я говорил ему, что у Дэйва хорошие записи, что им надо писать вместе, но не знаю, спрашивал ли он его.

В.: Каким был общий настрой группы в последние месяцы жизни Курта? Критики говорят, что Курт ненавидел товарищей по группе и что «Nirvana» по сути распалась.

– У всех групп это бывает. Я вижу такое регулярно и стараюсь всерьез не воспринимать. Я предполагал, что перерыв у нас временный, что мы закончим в Европе и поедем на «Lollapalooza». Даже когда я услышал, что турне отменили, я сперва не поверил.

В.: Какое твое самое яркое воспоминание о Курте?

– Он меня сломал.

– Я каждый вечер разговаривал с Куртом, пока он был в Европе, – говорит Рене. – Говорил и перед Римом. Курт ждал там Кортни из Лондона – и спрашивал меня, что с ней происходит. Я не знал. Я остался в доме один. Сразу после того передоза в Риме я поговорил с Кали и понял, что творится какой-то маразм. Кали не знал, что делать, у него на руках остался плачущий ребенок. Кали нашел ту записку в Риме.

Я инстинктивно подумал, что Курт, наверное, обнаружил, что Кортни ему изменяет, – продолжает Рене. – Кто поймет, что случилось на самом деле? Я знаю, что они любили друг друга, но отношения у них были безумные. Меня больше беспокоило, найдет ли он хоть какой-то покой. Когда они вернулись из Рима, я уловил его суицидальное настроение по тому, как он принимал наркотики. Я ощущал какую-то темноту или смерть, висевшую над ним. Если ты наркоман, то предчувствуешь, что будет с другими, которые тоже употребляют. И это было очевидно. Я думаю, что он не обязательно собирался покончить жизнь самоубийством, ему просто было все равно. Я знал, что, пока он на наркотике, с ним все будет нормально, но знал также, что в один прекрасный день это кончится.

Когда Курт вернулся домой, Рене позвонил маме Курта, Венди О’Коннор, и попросил приехать. Было решено, что Курту необходима домашняя еда, чтобы он почувствовал себя снова в своей тарелке. Венди приготовила пару раз ужин с любимым блюдом Курта – рыбными палочками.

– Я не упоминал попытку самоубийства, – говорит Рене. – Мы с Кали это обсуждали, но решили с остальными по этому вопросу не разговаривать. Мы собирались действовать исходя из того, что все хорошо. Если что-то шло не так, Курт уходил в свою комнату. И входить туда могли только Кали, я или Эрик [Эрландсон].

– Когда мы приехали домой, их ссоры разгорелись с новой силой, – говорит Кали. – Ничего особенного, просто сплошная враждебность. «Gold Mountain» вышибал из него мозги, требуя не отменять «Lollapalooza». [Курт в последний раз подтвердил отмену турне «Lollapalooza» на второй неделе марта. «Группе конец», – резко заявил Крист Чарлзу Кроссу.] Посреди всей этой суматохи Кортни пилила его еще и из-за денег: «Ты теряешь столько бабла! Как ты можешь так поступать по отношению к своей дочери!» – всегда верная линия поведения. Ему было всего 27 лет, а на плечах у него лежала тяжесть целого мира. Если ты чувствителен, а на тебя все орут: «Почему ты распоряжаешься нашими жизнями?» – в этом нет ничего хорошего. Он чувствовал себя загнанным в угол.

Я: Пару раз звонил его отец. На звонки отвечал ты?

– Да, я отвечал и говорил, что его нет, тут я уверен, – подтверждает Кали. (Сообщалось, что отец однажды ухитрился дозвониться до Курта, и у них произошел «короткий, но милый» разговор.) – Помню, как в прошлом доме на Лейк-Вашингтон его отец неожиданно позвонил в дверь. Курт был там, но сказал мне: «Меня нет дома». У меня не было выбора. Я смотрел на его отца и говорил: «Его нет, вы не можете зайти». Я не знал его, но чувствовал, что попал в центр какой-то истории, которая меня совершенно не касается.

Но самая крупная ссора случилась из-за оружия, – продолжает он. – Курт заперся в спальне со стволами, угрожая самоубийством и твердя: «Отстаньте от меня, оставьте меня в покое». Но даже тогда я не представлял себе, что он действительно может себе как-то навредить. Я подумал, что это преувеличение в пылу спора.

18 марта, через две недели после Рима, Кортни вновь позвонила 911, и в считанные минуты появилась полиция. Она сказала копам, что Курт собирается покончить счеты с жизнью. Курт это отрицал, объяснив, что он закрылся в комнате, просто чтобы Кортни от него отвязалась. Полиция конфисковала четыре пистолета Курта – «беретту» 38-го калибра, полуавтоматический кольт AR-15 и два «тауруса» – плюс 25 коробок с патронами, а также склянку с «различными неопознанными таблетками». При дальнейших расспросах Кортни призналась, что не видела, чтобы Курт держал пистолет, но ее заботила его безопасность, поскольку она знала о доступе к оружию.