Ольга Хорошилова - Мода и гении. Костюмные биографии Леонардо да Винчи, Екатерины II, Петра Чайковского, Оскара Уайльда, Юрия Анненкова и Майи Плисецкой

Мода была слепком тела человека. Люди эпохи Кватроченто считали ее опасной, сексуальной и грешной. С модой и телом жестоко боролись в городе Медичи. Костюмные аномалии и пороки (помпезную роскошь, щегольство) запрещали так же, как содомию или незаконную проституцию. Пламенные фанатики, к примеру Бернардино Сиенский, ставили между разодетыми «павлинами» и женственными «флорентийцами» знак убийственного равенства. На тосканских площадях они кричали о том, что мода — дитя дьявола, пугали геенной огненной, взывали дам к христианской совести, корили за то, что, забыв о душе, женщины тратятся на суету сует, на безделицы, одеваются в парчу, увешивают себя золотом и каменьями. «Это грех, это грех, это страшный грех», — гаркали черно-белые монахи. Но дамы отвечали им радужным блеском драгоценностей.

Монахи не унимались, и законодатели тоже. Первые костюмные регламенты появились во Флоренции во второй половине XIII века. В XIV веке ввели санкции против истовых модников обоего пола. Если они носили дорогие ткани и украшения, проявляя полное безразличие к законам, их штрафовали. В 1370-е годы штраф составлял от 10 до 50 золотых флоринов.

Законы, ограничивавшие роскошь, вошли в корпус Статутов 1322–1325 годов. Но через пять лет приняли другой свод правил: список ограничений удлинился, сумма штрафа выросла. 1 апреля 1330 года во Флоренции учредили организацию «Офицеры женщин» (Ufficiali delle donne). Ее члены следили за тем, как одеваются флорентийки и соответствуют ли их одежды понятиям о нравственности.

Офицеры азартно охотились за дамами, которые, к примеру, любили обувь на высокой подошве, за господами, носившими женские дзокколи (высокие деревянные уличные башмаки), за теми синьоринами, которые испытывали нежные чувства к дорогому шитому кружеву, или тратили состояния на восточный дамаст, или перебарщивали с макияжем. А еще «Офицеры женщин» выискивали на улицах и в тавернах вертлявых модников и неосторожных греховодников, заявлявших о своих особых интересах особой одеждой.

В XV веке надзор за модой и модниками усилился. В 1403 году во Флоренции появились «Офицеры чести» (Ufficiali dell’onesta), которые присматривали за жрицами любви и контролировали их стиль одежды. В 1432 году в борьбу с содомитами вступили «Офицеры ночи» (Ufficiali di Nottе), они следили за тем, кто как одевается в городе, ведь было порой сложно отличить богатую даму от щеголеватой куртизанки, а моложавого франта — от торгующего собой бардассы. Заметив нарушение регламента, «Офицеры ночи» штрафовали всех без разбору, пресекая попытки превратить костюм в тихий язык тайных сообществ.

Была во Флоренции и организация, надзиравшая за контролирующими органами, — «Консерватория законов» (Conservatori di leggi). Она следила, насколько успешно работают «Офицеры», не перебарщивают ли они или, наоборот, проявляют хорошо оплаченное безразличие. Она также своевременно оповещала горожан о новых костюмных регламентах.

Регламенты XV века требовали монашеской скромности и послушания. Запрещалось почти все, что почиталось во Флоренции модным: драгоценные меха песца и куницы, искусно тисненный бархат, восточная златотканая парча, «сёдла» и прочие экзотические бургундские головные уборы, массивные золотые цепи и длинные жемчужные ожерелья, обильные вышивки на горловине и рукавах шерстяных одежд (в XIV веке мастера, их создававшие, платили целых 200 лир штрафа).

«Офицеры» контролировали фасоны и длину нарядов, количество дорогих парадных платьев-котт в гардеробах синьор. Они даже следили за походкой и жестами женщин: никакого виляния бедрами, многозначительных полуулыбок, легких полуоборотов в сторону интересного мужчины. Даже такие невинные жесты считали знаком проституток.

Чем строже предписания, тем чаще их нарушали, особенно в городе Медичи, где издревле умели договориться и задобрить.

Модницы бессовестно обманывали чиновников. Однажды офицер сделал внушение флорентийской щеголихе за то, что та носит на капюшоне запрещенную драпировку с разрезами. Ничуть не смутившись, она сняла ее и протянула ему со словами: «Но ведь это всего лишь венок». Про венки в регламентах ничего не говорилось, и офицер отступил. В другой раз блюститель нравственности остановил даму в платье, усеянном запрещенными пуговицами. Дама с возмущением ответила: «Но это не пуговицы, это чашечки, посмотрите, у них нет даже ножки, и на моем платье нет ни одной петли!» Возразить было нечего.

Находчивая щеголиха, любившая меха, на вопрос офицера, почему она носит запрещенного горностая, гневно выпалила: «А где вы здесь видите горностая?! Это не горностай. Это шкурки молочника (lattizini)». — «Какого такого молочника?» — не унимался офицер. «Молочник — это дикое животное! Стыдно не знать», — прокричала возмущенная дама. И была такова.

Но то, что было запрещено в будни, дозволялось по праздникам. Девушки могли выбирать дорогие ткани и аксессуары для свадебного наряда, который говорил о благополучии родителей. Богатые и сверхбогатые костюмы невесты и жениха считались признаками семейной чести.

Законы, сочиненные «Офицерами», не распространялись на первостепенные аристократические семейства и династии правивших олигархов. То, что не позволено Джованни-трактирщику, вполне допустимо для отпрысков Питти и Медичи, чьи вдохновенные лики и вдохновляющие одеяния воспевали художники Кватроченто. Для позирования они выбирали самые помпезные наряды, понимая, что с помощью талантливого живописца попадут в вечность, а потомки непременно восхитятся их драгоценными плащами, ожерельями, мехами.

Именитых дам также изображали во всем обилии и блеске их богатства. Ведь изысканным текстилем, щегольским платьем, россыпями фантастических драгоценностей писаная красавица демонстрировала семейную честь. Художникам позволяли приврать: увеличить изумрудные кулоны, привесить баснословные броши, подбросить золотого блеска тканям.

Моделями да Винчи также были богатые и просвещенные дамы: Чечилия Галлерани, Джиневра де Бенчи. И даже Лиза дель Джокондо, супруга торговца тканями, считалась весьма состоятельной. Но на портретах все они в странных сумрачных платьях, почти без украшений, словно монашенки.

У Леонардо было особое врожденное чувство гармонии. Оно помогало заметить избыточное, подсказывало, что стушевать, а что добавить в композицию, нашептывало тайные формулы совершенных, законченных образов. Да Винчи умел найти баланс между фигурой и пейзажем, лицом и прической, костюмом и телом. Пышные наряды и украшения художник не любил — они шумели, отвлекали внимание, нарушали божественную гармонию. Он смягчал и приглушал оттенки платьев, удалял пеструю вышивку и блесткие аксессуары, упрощал до неузнаваемости головные уборы.