В Морозов - Дети военной поры

Обоз из четырнадцати подвод двигался днем и ночью. Дети постарше при бомбежках мигом соскакивали, убегали подальше и ложились в пшеницу, клевер. Маленьких уносили и прятали в кюветы. К Днепру спешили тысячи беженцев, на дорогах возникали пробки. Их «расшивали», и тогда первым делом пропускали подводы детского дома. На какой-то речке саперы восстановили переправу, и капитан кричал:

— Где ребятишки?! Давай ребят в первую голову!..

Но эвакуироваться не успели. Немецкие мотоциклисты появились под Уманью. Дети укрылись в ближней деревне, заняли в школе две классные комнаты. Спали на полу, по-солдатски подстелив свои пальтишки. Взрослые не ложились. Стрельченко, Гончарук, Солоненко и другие воспитательницы долго обсуждали создавшееся положение. Если построже экономить крупу, можно продержаться еще два дня. А потом? Что делать потом?

Решили: Ольга Феодосьевна Енджиевская, самая старшая по возрасту, пойдет завтра в Умань к немецкому коменданту просить для детей хлеба. Минуло завтра — она не пошла. И послезавтра не пошла. Дети голодали. Енджиевская осунулась, у нее заметно прибавилось седины, появилась в волосах белая прядь.

В Умани не прекращались массовые казни. Убивали активистов, расстреливали женщин и детишек, даже младенцев. Комендант приказал приезжим сейчас же возвращаться и пригрозил расстрелом.

Обратный путь был нелегким. Двигались на перекладных от села к селу. Незнакомые крестьянки приносили картошку, молоко, но еды не хватало. Наступила осень с холодными дождями, заморозками, и ребята начали болеть.

Вернулись в Котюжаны ночью. Из усадьбы недавно ушли гитлеровцы, помещения были захламлены, загажены. Исчезли кроватки, тумбочки, коврики. Часть мебели спрятали соседи — утром ее вернули. Ребята быстро приводили свое здание в порядок. Детский дом обосновался на оккупированной территории, во вражеском тылу, — другого выхода не было. Все воспитательницы остались на своих местах. Были среди них солдатки — жены и сестры фронтовиков. Не покинули детей и повар Василий Игнатьевич Кушнир, прачка Устина Павловна Липа, пекарь Елена Ивановна Беспрозванная, извозчик Степан Самойлович Фарион. Руководителем детского дома стала пятидесятилетняя Ольга Феодосьевна, мать трех детей, уроженка деревни Метеличная Вологодской области.

Гебитскомиссар приехал к завтраку. Приехал по доносу полицая. Накануне дети собрали колоски. Смололи зерно, и Елена Ивановна испекла хлеб. Гитлеровец взял в столовой хлебницу с мелко нарезанными ломтиками и протянул детям:

— Киндер, киндер, бери!

Витя Тарнавский подошел к хлебу и получил сильный удар резиновой плеткой. Больше никто подходить не решался, а гитлеровцу хотелось еще потешиться. Он размахнулся и швырнул хлеб на пол. Голодные дети кинулись поднимать хлеб. Гебитскомиссар фотографировал эту сцену «на память».

Оккупанты не прочь были поиздеваться над детьми, которых обрекли на верную смерть. Детдом не снабжали — ни грамма хлеба не давала ему новая власть. И ни одной капли молока. И ни единой щепотки соли. В окрестных селах люди голодали. Прокормить в семье двух-трех детей было делом нелегким. Поэтому дальнейшая судьба ста тридцати малышей детского дома может показаться невероятной.

В районе, где гитлеровцы отбирали и угоняли последних коров, население снабжало детский дом свежим молоком. Приносили картошку, фасоль, бурачки для борща — все, чем могли поделиться. Некоторые приходили издалека в слякоть, непогоду.

— Товарищи, у кого есть соль? — спрашивала Енджиевская. И детскому дому приносили соль…

У Килины Устиновны Шитюк было трое своих детей, да еще из детдома каждый день приходили Андрейка, Витя, Василек и Ким. Называла их Килина Устиновна сынками и относилась как к родным. Такими сынами и дочками пополнились семьи Петра Андреевича Арнаута, Марфы Ивановны Фарион.

Жил в местечке Мурованые Куриловцы одинокий старик, которого немцы узнали как специалиста-мельника. Ему приказали срочно пустить мельницы и назначили чем-то вроде инспектора. Однажды по его распоряжению привезли куль муки. В другой раз Енджиевской передали записку: «Заберите муку — два мешка, — отложено на Котюжанской мельнице. Берегите детей. С глубоким уважением…» Подпись была неразборчива.

Только через четверть века удалось узнать, кто был этот таинственный мельник.

Обнаруженные в архивах документы подтвердили, что о Котюжанском детском доме заботился подпольный райком партии. Коммунисты охраняли детей. Им прислали к зиме фуфайки, кожу для ботинок. Одним из тех, кому поручили помогать детдому, был С. П. Амелин.

К началу войны Степану Петровичу Амелину шел шестой десяток. Родом он был из Богучарского района Воронежской области. Прошел гражданскую войну, служил потом в ВЧК — ОГПУ. В тридцатых годах Амелин стал в Мурованых Куриловцах бухгалтером дорожного участка, и его тут мало кто знал. Бывший чекист остался на захваченной фашистами территории, чтобы по заданию партизанского подполья устроиться на должность мельника. Оккупационным властям «доброволец» понравился, его назначили инспектором здешних мельниц — старых, полуразрушенных. Все шло, как задумано было. Предполагалось, что в ноябре 1941 года Амелин сумеет переправить партизанам первый куль муки, но тогда же решено было отвезти эту муку детскому дому. С тех пор подпольщикам с помощью Амелина не раз удавалось добывать муку, и всегда отдавали ее прежде всего детдому. Это считалось само собой разумеющимся.

Степан Петрович до последних дней (он скончался в 1956 году) работал в МТС.

Таких людей было немало. Из Морозовской больницы регулярно приезжал в детский дом врач — неулыбчивый хромой человек лет сорока пяти. Никто его сюда не направлял. Василий Павлович выстукивал, выслушивал маленьких пациентов, советовал, как лечить абсцессы, показывал, как приготовить мазь против чесотки.

Большая, добрая, порой невидимая сила постоянно оберегала детей. Но и невзгод на их долю пришлось немало. Неделями, иногда месяцами сидели без хлеба. Ели цветки липы, траву-подорожник, белую акацию, бузину, бурьян с зелеными «калачиками». По утрам с трудом открывали припухшие глаза. У многих отекали руки и ноги. И все это еще не было самым страшным. На детский дом обрушилось горе пострашнее голода и чесотки.

Полицай из соседнего села — фамилия его Колесник — донес оккупационным властям, что в Котюжанах все еще существует детдом и что есть там еврейские дети. Колесник приехал с гитлеровцами. Четырех мальчиков раздели догола и повели на расстрел. Ночью в детдоме никто не спал…

Остальных еврейских детей удалось спасти. Восьмилетнюю девочку по фамилии Кешнер внесли в список как Марию Федоровну Кушнир, и она осталась в живых. Мальчика Грабовского нарекли Иваном Ивановичем. Укрывая этих детей, взрослые рисковали жизнью. Но они презирали бы себя, если бы поступили иначе.