В Морозов - Дети военной поры

Клава Шаликова была на фронте пионеркой, комсомолкой, комсоргом. В партию не вступила только потому, что, когда кончилась война, ей было лишь семнадцать лет.

16 марта 1945 года она вернулась в часть из госпиталя. Батарейный «боевой листок» радостно сообщил: «Вернулась после ранения краса и гордость батареи Клава Шаликова». А 20 марта Клава уже снова шла в бой. Упал солдат. Клава бросилась к нему. Стала перевязывать. Вокруг свистели пули. Одна — обожгла Клаве переносицу. Девушка стерпела боль, продолжала врачевать раненого. Совсем близко начали рваться мины. Чтобы спасти товарища, Клава закрыла его своим телом. Одна мина разорвалась совсем близко… Это был последний подвиг Клавы Шаликовой на войне.

В госпитале в бреду она шептала:

— Скорей, скорей на фронт! Там мои ребята.

— Успокойся, доченька, день-два полежишь и пойдешь, — успокаивала ее нянечка, но сама-то знала, что эта удивительная девушка уже никогда не увидит своих друзей, не увидит и солнца, и салюта Победы.

Когда бой для всех кончился, для Клавы он продолжался. Это был тяжелый госпитальный бой. За лицо, изуродованное осколком, за зрение. Этот бой Клава вела вместе с врачами, которые поражались ее мужеству и неодолимому желанию стать полноценным человеком.

Это был новый подвиг Клавы Шаликовой. Последний? Нет! Еще есть Коля. Коля Шаликов. Замечательный парень — сын Клавдии Ильиничны. Она вырастила и воспитала его одна. Без чьей бы то ни было помощи. Слепая, она отдала сыну все, что могла, научила его всему, что умела сама. Даже свою военную специальность передала сыну. Он — радист 2-го класса. И когда Колю спрашивают, кто научил его морзянке, помог разобраться в приемно-передаточном устройстве, он отвечает:

— Мать.

Она научила его высокой верности в дружбе. И Коля для нее теперь не только сын, но и друг. Она говорит:

— Мой сын — мои глаза.

Коля напоминает ей тех славных ребят, которые были с ней рядом там, на фронте. Таких, как Толя Живов, Витя Коняев, Юра Алексеев, Кавалерии Носов… Она ведь воспитывала Колю по их подобию.

По их подобию она воспитывает и сотни детей, пионеров, к которым приходит, чтобы преподать великий урок любви к Родине и объяснить, что такое настоящее счастье.

Я познакомился с Клавдией Ильиничной Шаликовой после войны. Но мне кажется, что знаю ее давно, еще с военных лет, и что все люди знают ее, узнают, когда встречают на улице.

Я пишу эти строки, как после боя пишут представление к награде. Березки тянут к окну зеленые ветви. В облаках пробивается солнце. Звучат голоса ребятишек… Я пытаюсь разделить жизнь Клавы Шаликовой на две части — на войну и на мир. Но не делится эта цельная, прекрасная жизнь — жизнь человека, поднявшегося в атаку за Родину и не сыгравшего себе отбоя.

Ровная, как футбольное поле, лужайка возле речки Вырки — излюбленное место для ребячьих игр. Колхозники, возвращаясь с работы в родное село Песковатское, всегда легко могли определить, какую картину последний раз смотрели ребята. Если впереди ватаги бежал паренек с фанерным щитом, крича: «Кто к нам с мечом пришел, от меча и погибнет!», значит, в сельском клубе шел «Александр Невский». А когда на пригорке виден был силуэт мальчика в накинутом в виде бурки пальто, значит, смотрели «Чапаева». Но, кого бы ни изображали ребята, душою всех мальчишек, игр и затей был Саша Чекалин.

В пятнадцать лет Саша носил на груди значки «Ворошиловский стрелок», ПВХО и ГТО, имел собственноручно собранный радиоприемник, самозабвенно любил природу, даже знал латинские названия многих луговых трав и цветов… Пожалуй, справедливо товарищи прозвали его неугомонным. А в семье он прочно завоевал себе имя — непоседа. Отец, придя с работы и не застав сына дома, спрашивал:

— А где Саша-непоседа?

В воскресенье день выдался солнечный, тихий. Саша пристроился у подоконника и налаживал радиоприемник. Через окно он видел широкий, заросший травой двор, где бегали куры и важно расхаживал соседский козел.

— Ну, прямо как в деревне, — подумал Саша. — А еще город, районный центр…

Три года назад Надежду Самойловну Чекалину назначили на ответственную должность в небольшой районный городок Лихвин Тульской области. Сюда из Песковатского переехала и вся семья.

Павел Николаевич Чекалин, отец Саши, работал слесарем, он был большим мастером своего дела. От него Саша перенял любовь к труду.

Город стоит на холме, внизу протекает широкая Ока. В центре — несколько каменных строений, остальные дома деревянные. Славится Лихвин садами. Весной, когда дует ветерок, в воздухе, словно снег, летают лепестки яблонь и вишен…

Саша вышел на улицу и полез на березу укреплять антенну. Пристроив металлический стержень к толстому суку, он вернулся в комнату и снова взялся за приемник.

«Вот и наступили каникулы, — подумал Саша. — В понедельник махну в Песковатское. И ребята ждут, и папа тоже, недаром же отпуск подгадал к моим каникулам… Возится небось на своей пасеке…»

И тут вдруг приемник подал голос. Саша насторожился. Слова какие-то необычно взволнованные: «…без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы и подвергли…»

Чекалин не стал дослушивать и выбежал на улицу.

— Витька, война! — крикнул он младшему брату и бросился к школе. По дороге догнал педагога Николая Ивановича Виноградова. Тот уже знал страшную новость.

В школе собрались все учителя и ученики-старшеклассники. Состоялся митинг…

Саша Чекалин обратился в военкомат с просьбой зачислить его в истребительный отряд. Разумеется, ему отказали. Молод. Саша обиделся, но унывать не стал. Кое-кого он знал из тех, кто принимал участие в формировании ополчения. К ним-то Чекалин и решил обратиться. Тут ему повезло.

Юный ополченец отлично стрелял, хорошо знал все виды стрелкового оружия. Как говорится, на лету схватывал уроки военного дела, чем и обратил на себя внимание командиров. Чекалина часто ставили в пример другим.

Однажды Саша зашел к командиру истребительного отряда. Тот одобрительно посмотрел на значки Чекалина и спросил:

— А верхом ездить умеешь?