В Морозов - Дети военной поры

Очень часто мама брала из шкафа свои любимые вещи, куда-то уходила и, возвращаясь, всегда приносила или ведро картошки, или буханку хлеба. Отворачиваясь, говорила: «Жить-то надо…»

Я как-то сразу заметил, что Лида вдруг стала намного взрослее. Она вытянулась, сделалась замкнутая, часто шепталась с мамой. Мать ей говорила: «Не лезь, куда не нужно, хватит нам и одной» (наверное, имела в виду Олю).

Помню, как за нашим домом и дальше стояли, подходили и уходили целые эшелоны с немецкими солдатами, с танками и прочим грузом. Запомнился случай: как-то на запасных путях стоял эшелон с солдатами, они чему-то радовались, многие играли на губных гармошках. Мы, ребятишки, пялили на них глаза. И вот один из них на ниточке опустил к земле какую-то игрушку из вагона, показывая, чтобы кто-нибудь взял ее. Один мальчик, старше меня, подошел и дернул ее, она взорвалась у него в руке. И я не могу забыть, как он с окровавленной рукой и оторванной нижней губой с криком побежал домой, а они хохотали, крича: «Пух, пух!»

Лида часто брала корзину или сумку и уходила на железнодорожные пути собирать уголь, и, если ее останавливали часовые, она объясняла, что собирает уголь, чтобы отапливать комнату, в которой живут немцы. Таким образом она пробиралась туда, куда ей нужно было (где мне тогда было понять, что она вот так, рискуя жизнью, помогает выполнять боевые задания).

Хотя погода была прохладная, Лида почему-то стала ночевать в сарае. Я потом уже узнал, что там, в груде старых битых кирпичей, хранились мины и взрывчатка.

Однажды я вошел в сарай, а Лида стояла ко мне спиной и что-то стирала. Не оборачиваясь ко мне, она вдруг выплеснула из таза воду на груду лежавших в углу кирпичей и только потом обернулась. Увидев меня, она сказала: «Ух, пузырь (она так меня звала), напугал ты меня» — и достала из-за кирпичей стиранную вещь — «косынку» (это был пионерский галстук).

Не могла семья Демеш эвакуироваться: двое малых на руках у матери, куда с таким хвостом! Не стало любимого парка, что зеленел возле дома, — порубил, повыжег фашист, качели и карусели переделал в виселицы.

Трое пионеров, старшая среди них Оля, как бы подполье свое, пионерское, организовали. Упрятали галстуки (до возвращения наших), по ночам писали на стенах: «Смерть фашистам», «Смерть Гитлеру», срывали немецкие афиши и раз даже кошку дохлую бросили в колодец, которым пользовались гитлеровцы.

Ольга мечтала пробиться к партизанам. Искала встреч, ловила слухи. На аэродроме, куда угнали на работу, сговорилась с Толей Корнеевым (ему тогда было тринадцать) непременно отыскать партизан. И отыскали. А в ответ услышали то ли в шутку, то ли серьезно:

— Придете с оружием — примем.

Черный дым застил небо над лётным полем, хлопали взрывы, в панике метались враги — это Ольга и Толя оставили о себе память, а сами на захваченном велосипеде, у девчушки парабеллум на груди, — к опушке, к месту встречи.

Так и прижились в отряде. Она — поначалу все больше по кухонной части, а потом дали серьезное задание: пробраться на станцию в Оршу — поглядеть, посчитать, запомнить.

После этого поручили поставить магнитные мины под эшелон с горючим. В партизанской справке (№ 2037 от ЗЛИ. 67 г., Минск, партархив) о ней написано: «За время пребывания в партизанах, будучи малолеткой, показала себя бесстрашной разведчицей, спустила под откос семь вражеских эшелонов, участвовала в разгроме нескольких немецко-полицейских гарнизонов, на своем счету имеет около 20 уничтоженных вражеских солдат. Участница рельсовой войны».

Ко времени, когда Лида стала работать на связи с партизанами, немцы уже хорошо знали об Ольге. За нее давали цену немалую — землю, корову и десять тысяч марок. Копии ее фотоснимка были розданы и разосланы всем патрульным службам округи, полицаям, старостам и тайным агентам. Захватить и доставить ее живьем — таков был приказ ставки.

Однажды в районе Березине, направляясь в разведку, Ольга и двое парней повстречали группу кавалеристов. Одеты конники были в гражданское, кто как, так что вполне походили на партизан. Когда отряд приблизился почти вплотную, Ольга поняла, что произошла страшная ошибка. Красные диагонали пересекали шапки незнакомцев — а в ту пору партизаны лент уже не носили, — однако слишком поздно заметила оплошность Ольга.

Кто-то из преследователей крикнул:

— Не стрелять! Взять! — и отряд начал окружать ребят.

Вспоминает Владимир Старовойтов, командир отделения отряда «Шамаринский» партизанской бригады «Чекист»:

— Ее товарищи сумели заставить своих лошадей перепрыгнуть в кювет, а Ольгина лошадь боялась прыгнуть и некоторое время стояла в нерешительности… Но все же прыгнула. Ольга спешила проскочить снежное поле, это метров пятьсот, чтобы скрыться в лесу. Полицаи стремились окружить девушку, но Ольга на полном скаку отстреливалась из автомата, а когда кончились патроны, вытащила пистолет. Одного из ее товарищей ранило, и он, чтобы не попасть в плен, застрелился… Ольга ушла.

Младшая сестра стала ее связной. Вспоминает Герасим Керпич, командир бригады «Чекист»:

— Подвиг Лиды заключался в том, что она была передатчиком сведений об обстановке в Орше, о насыщенности немецких войск, их дислокации.

Валентина Реутова, разведчица, рассказывает:

— Ольга прибыла в отряд раньше меня, и у нее уже было много боевых дел на счету. Мы с ней пошли на задание в Оршу, там я познакомилась с Лидой. Там я выполняла задания только с Лидой Демеш. Она у меня была проводником, мы с ней ходили по Орше, она впереди, а я позади на расстоянии, это нужно было для конспирации. Ходили к одному врачу за медикаментами — он работал у немцев в госпитале. Ходили на свидание и знакомство с власовцами (было и такое задание), и всюду го мной была Лида. Она очень умная и сообразительная, ей не надо подсказывать, она все сама знала… Где я не могла пройти, шла она: она была маленькая, и ее нигде не задерживали и пропускали, и она смотрела все, что надо, и пересказывала мне. Ходили с ней на железнодорожную станцию, смотрели, какие стоят поезда. Например, когда увидели цистерны с горючим, то сразу вернулись и взяли магнитную мину с двухчасовым механизмом.

Они шли вдоль железнодорожной платформы, обе маленькие, тоненькие. Лида к тому же с остриженными волосами (мама говорила: так спокойнее, пусть «они» думают, что отболела тифом), ни дать ни взять две подружки-говорушки из какого-нибудь там пятого «А» или «Б». А вдоль платформы — составы, теплушки, открытые платформы и укрытые брезентом зеленым, и доски гнутся от сапожного шага, и клекот стальных затыльников карабинных прикладов о цемент, а все больше автоматы, на ремне через шею или правое плечо, и только согнуть палец — и веером пули, очередью и без очереди, и в стороны, веером. Так убивают человека. А человеку одному — тринадцать, другому — чуть больше, и ни заступиться, ни выручить, ни сказать защитного слова, даже ни оплакать…