В Морозов - Дети военной поры

Двести маленьких сталинградцев жили в детдоме на берегу Волги. Они часто вспоминали свои безоблачные довоенные дни — кому что вспомнится. Толя Гончаров нарисовал (из того же американского альбома) украинское село. Веселые хатки в подсолнухах стоят на берегу речки. Солнышко светит вовсю, а по воде меж зеленых камышей плывет важная утка с утятами.

Толя Кульков вышил желтые пшеничные колосья, Валя Пашовкина — васильки, Нина Корбакова — вишни. Миля Самойлова написала стихи про ледоход: «Лед, лед, ледоход, ты куда плывешь?» Шура Симонов — про автопроисшествие: «У синей машины испортились шины. Шины исправил веселый шофер Павел».

«Дети часто видят своих родителей во сне, — занесла в летопись детдома Волошко. — Витя Козлов утром заговорил первым: «Я видел во сне маму, она принесла мне гостинцев».

Родителей помнили по-разному. Вот Лида Шандишова просит написать ее отцу на фронт. Мы же не знаем его адреса, отвечают ей. «А вы напишите, его найдут, — невозмутимо отвечает Лида, — у него ботинки с дырочками»… Запомнились ей отцовские сандалии.

Дети есть дети. Шестилетний Толик спрашивает одного из шефов — солдата воинской части: «Дядя, а вам на фронте дают сметану?» И, не дожидаясь ответа, говорит: «Нет, вам на фронте нельзя есть сметану, потому что, пока вы будете ее есть, фашист вас может окружить… Сметану ведь едят маленькой ложечкой, а это очень долго».

Вот еще один рисунок, сделанный под Сталинградом в 1945 году. Толя Арчаков нарисовал зеленый пароход, плывущий на всех парах вдоль зеленого берега. Гордо реет на мачте красный вымпел, а на борту буквы: «Победа». Под рисунком подпись: «Кончилась война. Бойцы возвращаются с фронта домой. Чьи-то папы едут на этом пароходе».

«Если бы сейчас радио сказало, что война кончилась, — говорил Толя Гончаров, — я бы выбежал раздетый, обежал бы все улицы и ничуть бы не замерз».

С победой, с окончанием войны дети связывали самое сокровенное желание: встретить папу-фронтовика. И такие встречи — на виду всего детдома — случались. Вот Людочка Вакс, освобождаясь из объятий отца, говорит ему:

— Ты уходил от нас молодым, а теперь, посмотри, ты седой…

Не один год переписывался детский дом с отцом двух мальчиков Миловых. Письма с фронта и на фронт шли регулярно.

«А в один из ноябрьских дней в контору вошел маленький, худенький человек в кубанке и шинели, с совсем еще молодым лицом… Это оказался тот самый папа. Странно было сопоставить его с казавшимся нам по его письмам огромным Миловым. Вся грудь его была в наградах, он взволнованно обнимал детей…»

Начиналась совсем другая, мирная жизнь. Юля Посохина, одна из детдомовских поэтесс, написала такие стихи:

Но еще долго находили мальчишки в окрестных лесах и балках патроны, гранаты, взрыватели и, к ужасу воспитателей, тащили их в дом, прятали под матрацы и подушки, а латунные гильзы сдавали в утиль — зарабатывали на мороженое.

…Авторы рисунков, вышивок, стихов, бывшие сталинградские детдомовцы, — они сегодня старше своих отцов и матерей, так рано погибших. Большинство перешагнуло за сорок, войдя в мудрый возраст зрелости. Сегодня на их плечах лежат главные заботы страны. И у них самих подрастают дети.

Юлия Александровна Посохина (теперь ее фамилия Тур) живет в новом многоэтажном районе Волгограда, там, где когда-то шли упорнейшие бои. Я пришел к ней специально, чтобы посмотреть на рисунки ее дочки, пятиклассницы Иры. К сожалению, дома почти ничего не оказалось («Взяли в школу, на выставку»). Мое внимание привлекла яркая акварель на стене. «Это так, по мотивам Гогена», — прокомментировала Ира.

Что ж, все правильно: другие времена, другие темы.

…Через несколько дней после того, как этот очерк был опубликован в газете, в редакцию пришло письмо от одного из его героев — Анатолия Павловича Гончарова. «Это невероятно, в это трудно поверить, — писал он. — Благодаря газете нашлись мои родственники. Лечу к ним в Харьков».

Конечно, у него и до этого январского дня была Родина — та, которая пишется с прописной буквы. Жил в Сталинграде, рос и учился в Дубовке, под Сталинградом, институт закончил в Новочеркасске, работал в Киргизии. «Мой адрес — Советский Союз» — эти слова сказаны про него, детдомовца Анатолия Гончарова. Только ничего не знал о земле, где появился на свет. Точнее, почти ничего. Еще в детдоме воспитательница предложила детям нарисовать те места, где они жили до войны, и Толя, движимый смутными воспоминаниями, изобразил украинские хаты на берегу реки. С тех пор и считалось: мальчишка деревенский.

Помнил, что отца звали Павлом, мать — Ульяной. И было у отца два брата — дядя Ваня и дядя Петя. Этим исчерпывались его знания о «малой» родине.

Я не поехал в Харьков на эту встречу: зачем мешать людям в радости! Поехал спустя две недели.

До позднего часа дверь в квартире Гончаровых оставалась нараспашку. Восьмидесятиквартирный дом, взбудораженный событием — «У Гончаровых племянник нашелся!», — высылал поквартирно делегации: посмотреть, перекинуться хоть парой слов. Приходили из соседних домов. В три часа ночи, когда все вроде бы утихло, приехал из-за города двоюродный брат Владимир — тоже Гончаров. Объятия, расспросы, поцелуи — все началось снова…

До этого дня их все еще разделяла война. Война, для множества людей давно перешедшая из жизни на страницы учебников, повестей, на киноэкраны, в камни памятников, в отблеск вечных огней… А тут словно разворошили затухший костер и снова высоко вскинулись языки пламени. Анатолий рассказал, как погибла в осажденном Сталинграде мать — вместе с младшим братишкой, годовалым Славкой, на руках.

Что ж, он знал, мчась сюда из Киргизии: придется трогать старые раны. Обретение родины, второе рождение проходило мучительно. За несколько дней нужно было заново переписать свою биографию, узнать, понять жизнь родителей, заглянуть глубже — в корень рода, привыкнуть к новым лицам — лицам родных.

Увидел впервые лицо отца — на фотографии (единственная сохранилась), снятой когда-то для Доски почета. Показался слишком молодым: «Думал, взрослее он — отец ведь».

Погиб Павел Гончаров в осажденном Сталинграде осенью 1942 года. Погиб, защищая в рядах народного ополчения родной завод.

О матери и вовсе узнал мало: фотоснимков нет, даже маленьких, паспортных. Родни по материнской линии — никакой. Говорят, была сирота. Веселая, певунья, небольшого роста, с легкими веснушками, приятная, милая. Работала с мужем. Когда детей стало трое — рассчиталась.