Петр Беляков - Самые трудные дни [Сборник]

На всех основных стратегических направлениях группы армий Гитлера были растянуты и скованы советскими войсками.

Бросив свои армии на Кавказ, он тем самым подставил их фланг и глубокий тыл контрударам советских войск, и нужно было брать Сталинград, чтобы обезопасить наступление на Кавказском направлении. И чтобы бросить немецкие войска на север, отрезать промышленный район страны от Урала и Сибири, необходимо было опять-таки взять Сталинград. А город на Волге не давался. Время шло. Лето было упущено.

Гитлеру нужно было сломить нашу оборону, объявить всему миру, что Сталинград в его руках, и побудить своих союзников выступить против СССР. В первых числах октября Геббельс, собрав в министерстве пропаганды представителей стран, правительства которых желали победы Германии, заявил дипломатам, что фюрер лично руководит наступлением на Волге и победа над Советами, как никогда, близка.

Но идет октябрь, Сталинград держится, престиж Гитлера и вермахта снижается, воинственное настроение империалистов в Турции и Японии, которые готовы были выступить против Советского Союза в случае капитуляции Сталинграда, падает.

Гитлер снова не учел потенциальные силы советского народа, просчитался и оказался в еще худшем положении, чем зимой 1941/42 года.

Гитлеровское командование идет на крайние меры, собирает со всех фронтов, в том числе и с западноевропейского, все возможные силы и средства на Сталинградское стратегическое направление. Достаточно сказать, что в июле на Сталинградском направлении в группе армий «Б» действовали 42 дивизии, в конце августа — около 70, а в конце сентября — до 81 дивизии. Оно готовит новый удар.

Военный совет 62-й армии знал о предстоявшем крупном наступлении врага. Наша разведка своевременно и правильно информировала командование о создаваемой противником группировке северо-западнее Сталинграда в районе балки Вишневая. Мы готовились к отражению нового натиска, но не могли предполагать, что последует удар такой колоссальной мощности.

Военный совет армии решил в этом сражении находиться непосредственно за войсками, оборонявшими завод «Баррикады», чтобы надежней управлять их действиями. Туда противник направлял свой главный удар. Если Паулюс со своим штабом находился в 120 километрах от поля сражения в станице Нижне-Чирской, то Военный совет и штаб 62-й армии с командирами соединений были в трех километрах, а к концу боев в 300 метрах от переднего края. Да, это обстоятельство сыграло определенную положительную роль в успехе нашей обороны. К началу этого октябрьского сражения мы фактически были уже отрезаны от своего заволжского тыла. Вся Волга хорошо просматривалась и простреливалась противником из крупнокалиберных пулеметов, не говоря уже о минометном и артиллерийском огне, которым противник обстреливал все дороги и тропинки, подходившие к Волге с востока. Только ночью, да и то с большим риском быть разбитыми и потопленными, могли подходить к правому берегу, в Сталинград, наши пароходы с необходимым для армии грузом и увозить обратно раненых.

Моральное, да и физическое напряжение работников штабов армий и соединений было доведено до предела. Днем надо было обеспечивать ведение боя, а ночью — разводить войска по полю боя, распределять между ними не только районы обороны, но даже отдельные позиции, ориентировать в боевой обстановке, организовывать связь. И все это происходило в нескольких сотнях и даже десятках метров от переднего края, под наблюдением и огневым воздействием противника.

Никто, кроме меня, члена Военного совета Гурова и Крылова, не знал тогда, что мы опасались, как бы, проснувшись, не очутиться под дулами немецких автоматов, не успев взять в руки свое оружие. Поэтому мы поочередно дежурили по ночам.

Наступила ночь с 13 на 14 октября. В эту ночь мы меняли свой командный пункт армии, приближая его к войскам. Командный пункт был подготовлен на северо-восточной окраине завода «Баррикады». Но переходить даже какие-нибудь 500–600 метров мы не рискнули все сразу. Работники штаба армии были разделены на три группы. С первой пошел член Военного совета Гуров, чтобы проверить на новом пункте связь с войсками и дать нам сигнал. Они выступили в 24 часа ночи, а только в два часа мы получили данные, что на новом пункте все готово.

Вторая группа во главе со мной выступила в третьем часу. Пройти эти несколько сот метров по обрывистому берегу было не так-то легко и просто людям, не спавшим несколько ночей подряд. Мы не шли, а в буквальном смысле слова ползли по камням, спотыкаясь и падая. Когда я пришел в блиндаж, а он был один на весь штаб, то свалился и тут же заснул, а возможно, и потерял сознание. Не слышал, как и когда пришел Н. И. Крылов с третьей группой. Проснулся около 7 часов утра, рядом лежит Крылов. Он тоже спал как убитый.

Проснулся я рано утром по какому-то интуитивному предчувствию. Возможно, сказывалось нервное напряжение от ожидания готовившегося удара противника. Оно пересилило сон, усталость и подняло меня на ноги.

Мой ординарец Борис Скорняков тут же налил мне стакан крепкого чаю. Выпив его, я вышел из блиндажа на воздух. Меня ослепило солнце. При выходе из блиндажа встретился с комендантом штаба и командного пункта майором Гладышевым. Мы прошли с ним несколько десятков метров к северу, где были расположены отделы штаба. Они ютились в спешно вырытых щелях или в норах, выдолбленных в крутом правом берегу Волги.

В одной из таких нор стоял тульский самовар с самодельной трубой. Он попыхивал дымком. Около самовара сидел, готовясь к чаепитию, генерал Пожарский — командующий артиллерией армии. Сам туляк, он всю войну не расставался со своим земляком — самоваром. Это была его слабость — крепкий чаек…

Поздоровался с ним.

— Как, Митрофаныч, — спрашиваю, — успеешь скипятить чайку до начала фрицевского концерта?

— Успею, — уверенно отвечает он, — ну, а не успею, самовар с собой на наблюдательный пункт захвачу, там и…

Договорить ему не пришлось. С запада донесся сильный гул. Мы подняли головы и «навострили» уши. И тут же услышали шипение снарядов и мин над головой. Вскоре близкие разрывы потрясли землю, в воздух выплеснулись султаны огня. На оборонявшиеся войска посыпались десятки, сотни тысяч снарядов и мин разных калибров. Взрывными волнами нас прижало к обрывистой круче берега. Самовар был опрокинут, так и не успев закипеть. Но буквально кипела от взрывов вода в Волге. Пожарский показывал рукой в небо. Над головой появились фашистские самолеты. Их было несколько групп. От взрывов снарядов и мин, шума авиационных моторов невозможно было говорить. Я взглянул на Пожарского. Он меня понял по взгляду, схватил планшет, бинокль и бросился бежать на свой командный пункт. Я поспешил на свой.