Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

До обеда «сотка» с трудом тягает блоки в сторону нижней полки, делает к ней подъезд для крана.

Степан уезжает в первый лагерь на обед, а я — во второй, на пикет 245. Доделываем опалубку верхней ячейки и вскоре уезжаем домой.

Вечером, как только я собрался позаниматься, зашёл Лёня и заговорил о предстоящей «экономической учёбе». Наконец-то выяснили, что наша трактовка девиза «Я — хозяин стройки», то есть — «бери всё, что лежит бесхозно» — оказывается неправильная! Он разжевывал «настоящую суть лозунга» до 22 часов, и этот разговор «ни о чём» меня просто бесил. Но что я мог сделать, кроме как улечься пораньше.

Во вторник на пикете 245 начинаем заливать готовую ячейку, а после обеда — заканчиваем и начинаем вторую. Домой возвращаемся в 19-м часу: ждали пока бетонщики включат электропрогрев. На 19 часов была назначена учеба «на повышение квалификации».

Отсидели в конторе до 20:30, поклевали дома остатки с банкета газетчиков и вскоре улеглись спать.

…На первой, большой, трубе все готово к монтажу. Крановщик Антоныч — на месте, «сотка» подтаскивает блоки к крану. Чьё звено поведёт монтаж, я не знаю. Мы отвозим рубероид на пикет 245, доделываем вторую ячейку и готовим доски для перегородок на пикете 102. До конца дня крепим перегородки на ступенях до половины котлована.

В 16 часов все собрались в первом лагере. Лёня читает вводную лекцию по экономике, а я — отрывки из «ЛГ».

…К нам домой заходит Надежда Семёновна и просит прийти в клуб с Соней. В клуб приехала методист по бальным танцам из областного отдела культуры. Прихожу к Соне и прошу прийти в клуб, но встречаю резкий отпор:

— У меня дела: сессия поссовета, доклад к партсобранию…

Я настаиваю, убеждаю. Наконец, её сопротивление сломлено. Теперь мы оба обращаемся к благоразумию Лии и вместе выходим в клуб. К 20 часам подтягиваются почти все, кроме Татьяны с партнером. «Удар» методиста, Людмилы Федоровны, приняли на себя я с Соней и Валера с Лией. Она посмотрела на несколько наших тактов вальса, ча-ча-ча и спросила, что мы ещё «работаем».

— Ничего, — последовал ответ.

— Так, с вами всё ясно. Начнём с постановки шага… — сказала Людмила.

Появилась наша Анна, они объяснились, и мы начали занятие сначала. Людмила объясняла и показывала разминку в бит-ритмах. Не успевали мы сообразить, что за движение она сделала, как она делала уже другое. Попробовали сразу поставить «Венский вальс» и «Русский лирический».

Дома рассказываю о своих впечатлениях Владу и прошу прощения за Соню: идти к ним в гости уже поздно.

Во втором часу ночи, когда все спали, с дежурства вернулся Гошка. Я просыпаюсь, рассказываю о занятиях с методистом и прошу его подать заявление на отпуск за свой счет, чтобы прийти на занятия завтра.

В четверг Владимирский пишет заявление на отпуск из-за своей «неприличной болезни», которая мучает его каждый раз, когда он пьёт по нескольку дней. Я иду в 1-ю комнату и пытаюсь писать дневник.

Заходят ребята — танцоры, — и мы идём в клуб на занятия. Однако, из преподавателей никого не было, и я ухожу на узел связи, чтобы поговорить с Инной о работе водителем в редакции.

…В клуб приходит Анна Иванна, мы начинаем вспоминать показанную нам накануне разминку. Позже подошли Соня и Татьяна. До 14 часов выучили вальс и польку.

Отобедав, читаю в «Рабочем» статью Мормонова «Комиссар» о Степанове. С 16 часов играем с Гошкой в «пинг». Подходят девушки, и мы занимаемся с методистом Людмидой почти два часа. Учили «Вару-вару» и повторили уже знакомые танцы.

В 19:30 прошу людей не расходиться, бегу в магазин за продуктами, а Гоша приглашает их к нам. Сначала все скромничали, но понемногу начали пить чай и закусывать. Неожиданно пришла Надежда Семёновна с бутылкой самогонки, настоянной на лимоне. Людмила, хоть и с трудом, но выпила со всеми, раскраснелась…

Завязался разговор. Гоша рассказывал о культуре танцев во Франции, анекдоты, — и всем стало совсем хорошо. Плохо стало только мне, когда меня начали просить спеть. Я всё же напел две песни, и в полночь мы вышли на улицу.

Проводили Людмилу Федоровну в гостиницу. Гоша вспомнил анекдот о Снегурочке, которая «таяла», окончательно покорил гостью, и она только причитала: «Чтоб ты скис!». Подходя к дому Анны, заговорили о наших перспективах, но времени для серьезного разговора уже не было…

Ошибка в проекте. Оглушительная тишина. Тяжелый снег.

«Далеко не уйдёт». Суета сует. Проблема с гидравликой.

Привычные неожиданности. У мостовиков.

24 марта, пятница. Со звеном Ярковича на пикете 242 обиваем рубероидом ячейки. Федя уезжает с мастером Николаем на пикет 176 размечать котлован. Оказалось, труба обозначена на плане не в том месте, где лежит естественное русло, и Николай едет к главному инженеру с докладом по этому поводу. На ПК-245 котлован тоже не готов.

Весь день машины возят гравий для подсыпки в котлован. На одну из куч гравия «Магирус» вывалил наш погрузчик, и у него слетела гусеница. «От нечего делать» Система помогает Колюхе поставить её на место… У вахтовки сломан стартер, из-за чего Заман не глушит движок и, приехав за ребятами, торопит их с отъездом.

…Я остаюсь за дежурного и в балке расслабляюсь по системе Леви. Просыпаюсь от звука мотора. Ребята из мехколонны, с которыми играл в «пинг», по пути на рыбалку зашли набрать воды. Проводив их, пишу дневник, но быстро темнеет…

К 10 часам, в субботу, приезжает Антоныч на «КАТО» в поисках ребят, с которыми он должен вести монтаж. То есть, никто ему не дал конкретного задания. Езжай туда, не знаю куда… На площадках, мимо которых он проехал, никого не было, и он поехал на ПК-102, где оставались неиспользованные блоки.

Я читаю, пишу письма. Странное дело — в абсолютной, оглушающей тишине два письма я писал полдня, а за рассказ даже не взялся. Тянул время, играл на гитаре, но в голову не шла ни одна мысль.

Вечер был тихий и тёплый. В сумерках я всё же взялся за рассказ, и при свете лампочки с батарейкой просидел за столом до полуночи.

В ночь на воскресенье вставал пару раз, чтобы подбросить дров в печку, и видел, как за окном падает тяжёлый и крупный снег. Утром поднялся ветер с мощными порывами, и намело сугробы.

Опять мучился над чистым листом бумаги и выдавил из себя одну лишь строчку. Разучиваю новые песни: «Вот, как будто бы сначала…», «Будь», «Цвет небесный». Есть стал заметно меньше. Дочитал книгу Ингеборга Бахмана.

Ветер озверел, и, кажется, перерастает в ураган. Балок сотрясается и вот-вот опрокинется, но… ничего не происходит…

В понедельник поднимаюсь в 6 часов и топлю снег для погрузчика.

Ребята приезжают в 9 и наперебой рассказывают, что вчера произошло с Колюшкой, страдавшего изжогой. Серёга дал ему выпить уксуса с содой и ушёл. Октябрь спал с ним рядом, и, когда Коля начал плеваться пеной, Октябрь с ужасом в глазах побежал в 1-ю комнату, оповестил Огонька и Владимирского… Полина вызвала врачей, каких нашла. Колюшка уже отплевался, ничего не хотел принимать и послал врачей «по матери». По цвету его глаз «консилиум» определил, что если он не выпьет лекарство, то ему останется жить два часа. Но, когда, матерясь, он выбежал в умывальник, гинеколог изрек: «Ничего, далеко не уйдет…». Огонек закатился и чуть не упал от смеха. Все тоже ржали очень долго…