Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

Я молча встал, взял штаны, рубаху, полушубок и ушёл в 13-ю комнату. У Огонька на постели простыни нет, и я ложусь в одежде под полушубок, как бич. Но и здесь заснуть, как оказалось, не просто: «поставщик» бутылок делал сюда рейс один за другим, уже с напарником — они выгружали бутылки, звенели ими и расходовали последнюю мою нервную энергию. В голове всплывали нереальные картины мести: был бы под рукой железный прут, пошёл и изрубил бы все бутылки до единой. В довершение всего, около двух часов ночи, в дверь постучали, и чей-то голос позвал:

— Октябрь, пойди-ка сюда!

Я не выдержал.

— Октябрь, — говорю, — пошли-ка своих дружков, и чтобы бутылками не гремели.

Дверь закрылась, но бутылки ещё долго звенели. Вскоре пьяницы стали бегать «за уголок»: дверь хлопает, снег под ногами хрумкает, голоса после «облегчения» радостные… Только это стихло, залаяли собаки. Они всегда начинали лаять, когда в посёлке затихали все звуки. Если собаки прекращали выть и лаять, то за стеной раздавался рёв ребенка…

Пришёл Огонек и дважды пытался отправить меня на мою кровать. Я же послал туда его… самого. Он, видимо, испугался и ушёл. В каком часу я уснул, — не ясно, только этот момент настал, когда вокруг стало абсолютно тихо.

…Наше звено работает во вторую смену. Лишь Райлин отказался и захотел работать в первую. Когда я уходил, его будильник валялся на полу, а он лежал, как поверженный демон, и будить его было бесполезно.

…Еду на 102-й пикет с нивелиром. С мастером Колей меряем глубину выемки. В 10 часов на «Комацу» подъезжает Система и очищает оттаявшую жижу в нижней части котлована. Переставляем клык-рыхлитель бульдозера на правую сторону кронштейна, и Система пытается сковырнуть им булыжники с правой стенки котлована. Затем он натолкал немного гравия на место верхней ступени и уехал.

После перерыва Федя привозит доски и инструменты для возедения опалубки. Бульдозерист Степан из ОГМ и Октябрь заводят приданный нам бульдозер «сотку». Вероятно, он будет ровнять ступени в котловане.

Стоит теплынь, все работают без телогреек. В 16 часов вахтовка увозит ребят домой, а я остаюсь дежурным и пишу дневник допоздна.

В среду наши приехали не рано. Вахтовка встала на ремонт, и ребята искали другую машину. Показываю Владу на следующей площадке, где нужно соскрести снег в границах будущего котлована, а сам со «Словом о полку Игореве» подставляюсь солнцу; до чего же «лепо, братие»!

Водитель починил вахтовку и привёз мне на смену Владимирского. Я уезжаю на 102-й пикет и помогаю Фединому звену ставить загородку на выходной ячейке. В 16 часов едем в посёлок за второй сменой.

…У Миричей привожу в порядок пишущую машинку, но света у них в общежитии нет. В 23-м балке — никого. Дома пишу письмо брату, читаю, тяну время. В 22 часа пришёл Влад, голодный и недовольный.

— Сонька — эгоистка, — пояснил он свое настроение. — Сейчас рассказывала о себе и так собой любовалась! А накормить не догадалась… Октября к нам не переводят. Намекнул ему, чтобы искал работу, — сказал он и хмурый лег спать.

16 марта наше звено едет в новый лагерь, на пикет 245. Я сопровождаю «сотку», которую вёл Степан, — то с ним в кабине, то пешком. Горло раздирает простуда, и я дышу по науке — на счёт шагов. Собираем доски, оброненные кем-то на дороге. А солнце жарит…

К полудню приехали на место, а вскоре подъехала вахтовка с коммунистами, которые отобедали в новом лагере, а теперь едут в старый, где должно состояться партсобрание и обсуждение моей кандидатуры.

…Долго собирались с мыслями, наконец, вызвали меня. Вопросов почти не задавали. А когда слушали автобиографию или мой невразумительный ответ на любимый вопрос Воронова: «Сколько времени ещё собираешься здесь работать?», — все смотрели печально и сосредоточенно в окно, будто там происходило Бородинское сражение. Все проголосовали «за» единогласно. Следующий этап, очевидно, — партбюро.

Обедаю в обществе Сбигнева на кухне, где он мастерит стенд о комсомольской жизни. На работу едем в 15-м часу. После собрания Влад возмущался потерянным временем больше всех:

— Я бы сейчас столько работы сделал!

Система столкнул в котлован недостаточно гравия, и мы пытаемся «размазать» его по всему дну лопатами.

Дома узнали, что приехала Авдеева с Александром Ребровым — коллегой из редакции. Я не успел переодеться и пришёл в партком во всём рабочем. Воронов проводил встречу и дал Авдеевой слово. Она зачитала свою объяснительную записку редактору, где очень легко и просто увернулась от наших обвинений в искажении фактов и неосведомленности. Все выглядело так, будто её статья — лучший материал за последнее время.

Выступила Ключенкова из ПТО. Рассказала, как она побывала на заводе ЖБИ в Гучкове, в главках и заявила, что учить её бессмысленно: проблемы организации подряда не существует, но есть лишь проблема снабжения. Наш бригадир говорить не стал, я — тоже. Серёга рассказал про мнимое похищение ЖБИ в Шоготе, Ярокович — про поездку в Гучково, но оба — статью Авдеевой не читали. Владимирский возмущался, Полина пыжилась что-то сказать. Влад рассказал о своих эмоциях.

Александр уперся в вопрос:

— Значит, все ваши вылазки и хищения законны и ничего криминального в них нет?

Когда мы подтвердили его догадку, он достал лист бумаги, как кролика из цилиндра, и прочитал:

— «Мы с Бикуловым и Аничкиным в ночь, на такое-то число взломали забор склада и вынесли с его территории двигатель и бухту кабеля. Дата и подпись…».

Я сразу подумал — автор — Митяй, да и остальные сразу зашептали вопросительно: «Митяй? Митяй…». Когда Владимирский получил утвердительный ответ, то взвыл, стукнул ладонями по столу и закричал:

— Да это же душевнобольной! Ему в Кащенко надо лечиться, — и продолжил реветь: — Да я его сам бы сейчас задушил!..

Его пытались успокоить все, вплоть до Воронова, но он ещё долго вскрикивал «по инерции».

Влад объяснил:

— Да, это с моего ведома они забрались на склад, взяли двигатель и кабель. В ночную смену сгорел двигатель теплогенератора и проводка. Хорошо ещё, что обошлось без жертв… и 70 кубометров бетона остались бы без прогрева в 50 градусный мороз. Ждать утра и конторских работников было нельзя. Именно поэтому мы вынуждены были взять двигатель сами, а поутру оформить требование.

Люпак подтвердил этот случай, но настроение у всех не улучшилось.

Поговорили ещё о Митяе, об отсутствии информированности и гласности в бригаде. На вопросы, откуда она взяла тот или иной факт, Татьяна отвечала:

— Мне говорил «официальный» человек — Лёня.

Увы, его тоже здесь не было, и, может быть, к лучшему.

— И ты ему поверила? — спросил Владимирский. — Да он такой сякой!