Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

В 9 часов пришёл Коваль с бутылкой «Поморие» и стал ко всем приставать. Сначала ему пришлось пить в одиночестве. Только через полтора часа ему удалось сломить упрямство Натана, и тот принял «лекарственную дозу».

Весь день печатаю реплику «Эх, яблочко!», а перед сном читаю А. Блока.

С 5 утра собираюсь ехать в Хородочи. Едем в автобусе вместе с соседом Васей. Он показывает мне за окном, в тайге, трёх глухарей. Я смотрел, смотрел, но не увидел ни одного…

У Адонина в 7:30 за столом сидят Владимирский и Коробов, с лицом чернее тучи, заливают горе: Серёга опять в раздоре с Татьяной. Деваться некуда, — принимаю с ними стопку водки и ложусь спать. В 11 часов зашёл Влад и предложил пойти на природу.

Беру бутылку сухого, и мы небольшой компанией идём в тайгу. На опушке нас ждали Миричи и Соня. Заявление Сони о том, что «природа» и «пьянка» не совместимы, уже позабыто… Дошли до Верхней Ларги, и Толик развёл костер. Жарим шашлыки, приготовленные Серёгой. Владимирский, ликуя от полноты жизни, демонстрировал образец закалки по СВЭС сидя на льду реки. Пока он не протопил задом полынью, я занял его за этим занятием.

Вечером в поисках танцев зашли в МК-50, где звучал магнитофон, и никого не было. В клубе МК-51 играл ансамбль «Ост» «под управлением» Батюшенко, который в нашу бригаду так и не перешёл. Народу было так много, что можно было танцевать лишь в нетрезвом состоянии. Мы были вполне трезвы и в 23 часа разошлись по домам.

…С утра читаю Стрельникова. Не успел у нас закипеть чайник, как отключили электричество. Едим всухомятку колбасу и торт. На обед идём к Миричам, допиваем коньяк Владимирского, что он купил на занятые у кого-то деньги. Отношу Полине паспорт на свой мотоцикл для передачи нашему участковому.

В клубе беру билеты на фильм «Злой дух Ямбуя». Анюта совсем грустная: Лёва не отпускает её ни на шаг. Серёга помирился с женой, и они идут с нами в кино. Фильм досмотреть не удалось, так как сломался «тысячник» и посёлок остался без света.

Читаю перед сном при свечах.

В четверг с 5:30 до 7 читаю Пескова. В 8:15 делаем закупки в магазине, едем в Ларгу и далее — в лагерь, на «Матильду». В 12 часов приехали на место, и Ковалев пристал:

— Выдай бутылку! Выдай бутылку сухаря! Потом отдам…

Что делать? Отдаю ему бутылку «Алиготе». На трубу идём только после обеда.

Я с Самойловым готовлю доски для торцевой перегородки на последней ячейке, ставлю насос и вожусь со шлангами до 17:30. В это время Коробов поставил на фундамент одно «кольцо» и открылок на входном портале.

Вечером с Натаном снимаем друг друга на документы, а проявку откладываем на будущее, так как воды у нас нет. Занимаюсь историей.

В пятницу часть людей собирается ехать на «гофрушку», на 1559 км. Погода пасмурная, порывистый ветер. Я откачиваю воду из жижи и берусь за лопату, чтобы подровнять края котлована. Сторчинский, неудовлетворенный диспутом о преимуществе ручной работы над машинной, ковырял глину без особого желания. Тем не менее, ячею вычистили быстро, и я обеспечиваю напарников материалами и инструкциями.

Перед обедом начал накрапывать дождь. К этому времени мы сколотили половину опалубки.

После обеда вахтовка отвозит часть людей на КГТ. На «Матильде» Серёга смонтировал две трети трубы, а к 17 часам мы заканчиваем лепить опалубку.

Степанов забирает Семёна в Хородочи на погрузку цемента. Федя сделал в вагончике «зверскую» уборку: как он нервничал, было видно по расположению вещей, — и ушёл с Герой на рыбалку.

На кухне обсуждается исчезновение бригадира и проблема обеспечения водой. Рыбаки вернулись без рыбы, но каждый из нас почитал своим долгом спросить у них об улове. Их реакция, естественно, была односложной.

Почему-то Самойлов завёл речь об «образованных». Федя с удовольствием поддержал эту тему, причём, не первый раз:

— Разогнать дармоедов, слишком много их развелось! Они ничего не делают, даром хлеб едят.

Эту вечную песню агрессивного невежества подхватывает и Натан, играющий в нарды:

— Слишком умный — тоже плохо, — высказался он.

— Да, все, кто умнее нас, — дерьмо, а не люди, — «развиваю» я их мысль.

Игроки поняли это в приложении ко мне и посмеялись. Картежная инфекция заразила всех: никто ничего не хочет, лишь бы убить время.

С 22 часов всех безудержно клонит в сон, даже картёжники заканчивают игру рано.

…В 2 часа ночи по стенке загрохотал кулак. Серёга выскочил на улицу.

— Привезли воду! — крикнул он нам. — Вот это бригадир! Мёртвого поднимет.

До завтрака занимаюсь русским языком. Народ устал отдыхать и рвётся на работу с 7 часов. Я стараюсь сдерживать такое рвение. Можно начинать и в 6, и в 7 — был бы приказ.

На «Глории» собираюсь откачивать воду. Насос замёрз и, пока он оттаивает, делаю распорки на опалубке. Звено Коробова занимается раствором и штукатурит швы внутри трубы. У нас всё готово для приготовления бетона, но погрузчик забирают, чтобы отбуксировать «КАТО» в котлован «Матильды» для установки открылков.

Бетон начинаем месить после обеда. Я гружу в бадейку гравий, Федя — цемент в «грушу». Гравия не хватает, и его привозят с «Матильды». Заканчиваем заполнять ячею в 17:45.

После работы Федя берётся меня подстригать. Серёга читает «Страну за океаном». Простолуков, с присущей ему простотой, зовёт всех играть в карты, приговаривая пошлое:

— Читать вредно.

Я не мог сдержаться:

— И это бывший комсомольский секретарь! Ты ещё скажи: «забрать все книги бы да сжечь»…

Пока Федя и другие «мастера» почти наголо остригали меня, картёжники упивались своей простотой, а молодой Амедов даже визжал в экстазе. Я не мог их понять и тихо бесился. Лишь занятие фотопечатью с Натаном отвлекло от грустных мыслей…

В воскресенье встал в 5:40. Дневник — до 6:45, затем — английский. После завтрака пишу заявление на отпуск.

Сначала подписывать заявление Влад не захотел, и я его обозвал бюрократом. Он заставил меня писать второй вариант заявления. Кажется, так он хотел отыграться за «бюрократа». В результате я вышел на площадку с опозданием на 2 минуты, и Степанов не приминул упрекнуть:

— Ты думаешь, раз собираешься в отпуск, значит можно опаздывать?..

Вместе со Сторчинским чистим новую партию стеклоизола. Оттаяв, он стал сморщенным, как сушёная груша. В 9 часов меня отправляют топить битум. По краям бочки он закипает быстро, а в середине остаётся твердый комок. Разжигаю огонь так, что подойти к топке было невозможно, но сильнейший ветер остужает поверхность битума. В обеденный перерыв доложил Владу обстановку с битумом. Он рассердился и пошёл смотреть, в чём дело.

Зайдя в вагончик, сказал Сторчинскому:

— Уберите Геннадия от битумоварки. Он не соображает: у него топка забита углями, поэтому дрова не горят.