Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

В расчётной части на вопрос об авансе мне даже не отвечают — конторские получили его ещё на прошлой неделе, а про нас ничего не известно. Забираю на почте газеты и письма: от Мер из Южно-Сахалинска и от брата — с просьбой его жены, взять её к нам, сюда, на месяц: вдруг она пригодится.

С Митяем закусываем «Фетяску» колбасой и берёзовым соком. Он дочитывает Стругацких в журнале «Знание — сила». Вечером — гитара, уборка в комнате. Обнаруживаю, что сквозь дырки в потолке на негативы Лёни попал дождь, но сделать уже ничего не могу. Ему не хватило 10 минут, чтобы их убрать.

Степанов зовёт к Нине «по делу, на минутку». Не понимаю, зачем я нужен, и ложусь читать «Портрет» Джойса. Оказалось, со стройотрядовцами произошло недоразумение. Их обещали принять на работу по третьему разряду, а приказ вышел — по второму. Но всё уладили, разряд им восстановили.

Зашёл Икорников и принялся рассуждать о философии Стругацких, как Гамлет в исполнении Смоктуновского. Я понял, что, если не смотреть на него в этот момент, то прелесть рассуждений для него пропадает. Он говорил довольно долго, но так и ушёл, не дождавшись, когда я поддамся его простецкой затравке.

…Во вторник утром Влад и Лёня уехали в Ленду по партийным делам. Пишу в письме брату, чтобы приезжали вдвоём с женой, если нет сил расстаться, ибо убедить их обоих ни в чём невозможно.

На работе каждый рьяно берётся за своё: кто готовит раствор, кто занимается изоляцией, кто готовит лоток для заливки каменной наброски раствором. Крутились вплоть до 17 часов. Залили почти всю наброску, заделали раствором все щели и покрыли «крышу» битумом с резиновой крошкой.

Со стороны Ларги прилетел вертолёт, сел напротив стелы «Хородочи» на насыпь и высадил несколько человек. Как оказалось, прилетели не ожидаемые иностранные журналисты, а всего лишь — замминистра со свитой…

В конторе получил аванс 60 рублей и отдал долги, но не полностью. Из Ленды вернулся Лёня, и я поздравил его с получением партбилета. Ужинаем в столовой, которая убрана особой сервировкой в честь важных гостей.

Вечером идём на фильм «Мы так любили друг друга». Фильм мне понравился, а Влад был не в восторге, ибо подобное («Народный роман») он уже смотрел.

Дома Вова, только что прибывший из Блага, читает письма. Пьём с ним сухое вино. В 22 часа все куда-то сматываются, и он выплёскивает на меня всё, что хотел кому-нибудь рассказать.

— Значит, с Веткой у меня ничего не вышло, — сказал он грустно. — Видимо, мама ей какое-то жуткое письмо про меня накатала… А в институт поступил…

— Жаль Ветку, — посочувствовал я. — Ну, а встречал кого из театра?

— Не то слово! — воскликнул он и заговорил в полной эйфории. — Я познакомился с необычным человеком — Сашей — зам. Кокурина. Я просто преклоняюсь перед ним. В их кругу узнал поэтессу, в которую влюблена половина Благинска, в том числе — Саша. Так вот, представь, она предпочла меня! Не знаю, — за открытость ли, за порыв… И вот, лежим мы с ней рядом — два духовных обрубка, как две льдины, — и не можем ничего сделать: я ищу в ней Ветку, а она во мне — Сашу…

— И что же теперь будет с Веткой? — мне было искренне жаль их размолвки.

— Ничего! — хорохорился Райлин. — Вот поеду на установочную сессию на 20 дней и разберусь, что к чему.

Я собрался ложиться спать. Однако он мечтательно продолжил:

— Галка Нечаева, оказывается, тоже меня любила до безумия, до всей глубины души и со всей преданной нежностью, на которую только была способна. Заходила «погреться» к Тарпенко, когда мы с Веткой там миловались. Это же надо до чего дойти!..

Лёня обнаружил на столе свои «потрясающие и неповторимые» негативы мокрыми.

— Гена, это твоя работа! — он сразу обвинил меня.

— Здрасте! — изумился я. — Когда ещё я показывал тебе дырки в потолке…

— Никаких там дырок нет! — традиционно сопротивлялся он очевидности. — Ты качнул стол и что-то пролил…

Я не стал его переубеждать, ибо это требовало больших затрат нервной энергии. Он со стонами стал замачивать свои плёнки, затем вывинтил лампу у моего изголовья и унёс её в умывальную комнату (там лампа перегорела, и каждый приходил со своей), чтобы стираться…

Where are You from? «Жигули» — пьяницам.

«Цветы запоздалые». Судьба поэта. «Солярис» и космонавты.

Взрыв «Андижанца». Продукты любви. Месса Баха.

29 июня, среда. Утром рано пишу дневник и письма. Адонин встает около 7 часов, вынимает из воды свои плёнки и подвешивает сушить. На трубу он задерживается, поэтому без его занудливого вступления все сами набрасываются на работу.

Таскаем и разматываем рулоны стеклоизола, долго отскабливаем, отщипываем от него бумажную прокладку. В 9 часов заехал Иванцов и предупредил, что из Ленды выезжают корреспонденты: один — из США, два — из Канады и двое — из соцстран. Оказывается, для их приема нас надо приодеть, а то «у нас слишком уж рабочий вид». Через час Люпак съездил с Лёней на склад и привёз всем каски и куртки б/у. В самое пекло мы жарились в этих куртках в полной выкладке. В 11:30 опять появился Иванцов и «разрешил»:

— Вы можете обедать, как обычно, в 12 часов.

Мы и так обедаем обычно в 12, даже без его подсказки.

Продолжаем заниматься стеклоизолом.

В 15 часов, не заезжая на площадку, а прямо на автодороге, из машины вышел Иванцов и показал размашистым движением руки, что «опасность» миновала, мол, иностранцев не будет, и уехал. Я сразу разделся.

…Они появились через час. Сначала молча «обстреляли» нас издали телевиками, забрались на трубу и стали щёлкать в упор. Я подошел к двум из них и спросил:

— May I ask You? What country are You from?

Они сначала на английском, а потом на русском с акцентом объяснили, что они из ЧССР и ГДР, а двое других — из Болгарии и Венгрии, — все с радио и телевидения. Я их тоже поснимал для юмора. Когда они собрались уезжать, Люпак вдруг вспомнил о бригадире — лауреате Премии Ленинского комсомола — Владе Степанове! Его нашли внутри трубы с мастерком и, вытащив на свет, засняли и его, хотя третий секретарь горкома и торопил «иностранцев» с отъездом.

Вечером Вова перед отъездом в отпуск приготовил «отвальную». Начали в 20 часов с сухого вина. Около 10 вечера появился Виктор Иванович, снабженец, и попросил разгрузить машину с чешским пивом. Все рванулись к столовой, кроме меня, Влада и Владимирского.

Помощники, кроме пива, принесли и водки. Степанов уже спал, когда Колюха начал глушить белую, а Владимирский от него не отставал. Вовка не забыл и дежурного — Моряка — и понёс ему на трубу пиво. Адонин уехал в Ленду встречать жену, поэтому я призвал на помощь Влада — только он мог остановить Колюху.

В четверг встал в 5:15. Дневник — до шести, письмо Мер. Все пытаются разбудить Колю, но он в глухом отрубе. Лишь когда я растормошил его и сказал, что, если он прогуляет, то прогул поставят в табель, он встал и побежал одеваться.