Константин Рокоссовский - Воспоминания без цензуры

Откровенно говоря, активность противника нас даже радовала. Он атаковал в стороне от того участка, где мы готовили удар, следовательно, оттягивал оттуда часть войск. Это облегчало нашу основную задачу – опрокинуть врага на главном направлении. Поэтому всем армиям было приказано усилить нажим на противника.

Так как не прекращавшееся, хоть и медленное продвижение наших войск помешало врагу создать прочные в инженерном отношении укрепления, мы рассчитывали прорвать его оборону одними стрелковыми дивизиями, поддержанными мощной артиллерией. Танков у нас было мало. Единственный по-настоящему укомплектованный 3-й гвардейский танковый корпус мы решили ввести в бой на главном направлении на второй день операции.

Утром 24 февраля после сорокаминутной артиллерийской подготовки войска 19-й армии атаковали врага. Они быстро овладели его первой позицией. Преодолевая сопротивление противника, наша пехота продвигалась вперед, расширяя прорыв в глубину и в сторону флангов.

Гитлеровцы дрались за каждый опорный пункт, бросались в контратаки. Но побеждали отвага и мастерство наших солдат, искусство командиров.

По мере продвижения 19-й армии обнажался ее левый фланг, и этим попытался воспользоваться противник. Пришлось ввести в бой 3-й гвардейский кавалерийский корпус. Зайдя левее наступающих войск, он прикрыл их фланг.

Борьба в глубине вражеской обороны всегда требует упорства и самоотверженности. Наши бойцы и командиры в этот день совершили тысячи подвигов. Героизм, инициатива, взаимная выручка помогали им взламывать вражеские укрепления и опорные пункты, уничтожать контратакующие танки и пехоту. К исходу дня 19-я армия продвинулась на 10–12 км. Ширина прорыва достигла 20 км.

Успех значительный. Но он был бы еще больше, если бы с пехотой шли танки. Бои показали, что стрелковые части без танков непосредственной поддержки продвигаются недостаточно быстро. Принимаю решение ввести в дело танковый корпус, не ожидая выхода войск на условленный рубеж.

В одиннадцать часов утра 25 февраля генерал А. П. Панфилов повел свои танки в полосу наступления 19-й армии, чтобы ударом в северном направлении на Гегленфельд, Фернхайде совместно с пехотой завершить прорыв обороны противника и к исходу дня достигнуть рубежа Айквир, Шенау. Корпусу была придана 313-я стрелковая дивизия. С каждой танковой бригадой первого эшелона шел стрелковый полк.

Передовые отряды 3-й и 18-й гвардейских танковых бригад с десантами автоматчиков на броне, обогнав пехоту, устремились вперед. К четырнадцати часам они вышли на рубеж Эльзенау, Беренхютте, завершив прорыв тактической зоны обороны противника. Быстрому продвижению танков способствовали отвага и находчивость разведчиков старшего лейтенанта Несена. Лихим, стремительным налетом танкисты-разведчики захватили мост через заболоченную реку и этим обеспечили успех всей бригаде. Это только один из множества примеров смелой инициативы подчиненных Несена.

Выйдя на оперативный простор, гвардейцы-танкисты прибавили темп наступления. Сбивая вражеские части прикрытия и обходя опорные пункты, ликвидация которых поручалась приданной пехоте, они за день продвинулись на 40 км. Утром 26 февраля передовые отряды корпуса овладели Бальденбергом, городом и станцией Шенау, где разгромили крупную вражескую группировку, захватили трофеи и много пленных.

Решительные и стремительные действия гвардейцев-танкистов, которых вел в бой отличный командир генерал А. П. Панфилов, создали условия для быстрого продвижения войск 19-й армии. Но этого, к сожалению, не произошло. За два дня пехота прошла всего 25 км. Много сил отнимали бои с вражескими опорными пунктами, которые обходил танковый корпус. Гитлеровцев приходилось выбивать из них с большим трудом, что безусловно снижало темп наступления. Но причина была не только в этом. Сказывалось плохое руководство войсками. Командарм то и дело терял связь с соединениями, опаздывал с принятием решений. Эти два дня боев показали, что ему не справиться с таким крупным объединением, как армия, да еще с приданными ей средствами усиления. В сложной, непрерывно меняющейся обстановке наступления он проявлял растерянность, неспособность влиять на развитие событий.

Это обстоятельство заставило Военный совет фронта с санкции Верховного Главнокомандующего сменить командарма. Армию возглавил В. З. Романовский, старый, опытный, всесторонне подготовленный генерал.

В первый день наступления из-за плохой погоды, нелетной, как говорят летчики, мы не могли использовать нашу могучую силу – авиацию. Но 25 февраля генерал Вершинин поднял самолеты в воздух. Штурмовики и бомбардировщики оказали большую помощь войскам, особенно танковому корпусу. За день только в полосе действий 19-й армии и гвардейского танкового корпуса они совершили 960 боевых самолето-вылетов.

Бои шли по всему фронту. 70-я армия – сосед 19-й справа, отразив сильные атаки противника, сама перешла в наступление и к вечеру 25 февраля продвинулась на своем левом фланге до 6 км. 49-я армия все еще отбивалась от наседавшего врага и дальше Оссово его не пропустила. 65-я сражалась на прежних рубежах, отражая атаки противника. Не изменилось положение и на участке 2-й Ударной армии, противник отражал все ее атаки, удерживая прежние позиция. Не удалось армии овладеть и блокированным ее войсками Грауденцем.

Не стихающие на всем фронте бои подтверждали стремление противника во что бы то ни стало удержать Восточную Померанию. По данным, поступавшим в штаб фронта, можно было сделать вывод, что ни на одном из участков силы неприятеля не ослабевали. Наоборот, И. И. Федюнинский и И. Т. Гришин докладывали, что против их армий появились новые вражеские части. Это нас не огорчало. Получалось, что противник еще не почувствовал всей угрозы, нависшей над ним в связи с наступлением нашей ударной группировки. Этому можно было только радоваться. И мы принимаем самые решительные меры, чтобы ускорить продвижение войск нашего левого фланга к морю. К сожалению, усилить это важное направление ничем больше не смогли: все силы были введены в бой. Впервые за время войны я, командующий фронтом, остался без резервов и, откровенно говоря, чувствовал себя неважно.

А положение у нас на левом крыле создавалось тревожное. По мере продвижения войск к северу все больше оголялся наш левый фланг: ведь наш сосед – 1-й Белорусский фронт, оставался на месте. Противник стал все чаще наносить удары во фланги и тылы нашим наступающим частям. С опаской мы поглядывали на Ной-Штеттин. Этот город, остававшийся западнее разграничительной линии нашего фронта, был полон гитлеровскими войсками, которые в любой момент могли ринуться на наш открытый фланг. Я сообщил об этом в Ставку. Вскоре меня вызвал к ВЧ Верховный Главнокомандующий. Я доложил ему обстановку на нашем фронте и положение, складывающееся на левом крыле. Сталин спросил: