Татьяна Внукова - Дом на Новгородском

Тут же за столом, кончив пить чай, мы доделывали уро­ки. Мать приносила свою работу и что-то редактировала, считывала корректуру или шила и вышивала, а отец час­то делал специальную, нужную для пианиста, гимнасти­ку для пальцев. Клал ладони плашмя на стол перед собой и начинал поднимать и ставить на стол поочередно каж­дый палец, заставляя работать, согнет, поднимет, снова поставит, начиная с мизинца к большому. Потом попар­но, по какой-то известной ему системе. При этом бывал у нас общий разговор, а бывало, что все читали и смотре­ли газеты и журналы.

Журналов и газет выписывалось и покупалось великое множество. Тут были журналы по специальности для ма­тери и отца, литературные газеты и журналы, журналы стран народной демократии, которых после войны изда­валось много.

Потом все ложились спать, а отец уходил к себе в ком­нату и, если работал над музыкой, то звучало пианино до 2-3 часов ночи. Сочиняя, он проигрывал по нескольку раз одни и те же отрывки, шёл дальше или возвращал­ся и обязательно пропевал одновременно с игрой на ин­струменте.

Со стороны, возможно, могло показаться, что мы, семья композитора, постоянно жили в мире целостно звучащей музыки — он играл, а мы слушали. На самом деле мы были свидетелями всей черновой работы. Мно­гократные повторения одного и того же фрагмента инс­трументальной музыки или песен были и при занятиях с певцами и музыкантами. Они нужны для достижения требуемой чистоты исполнения и выразительности зву­чания. Я до сих пор помню, как один из самодеятельных певцов помногу раз запевал высоким тенором «Расцвета­ли в поле цветики...».

Работая в Большом театре, отец писал музыку к спек­таклям, делал оркестровку, расписывал партитуры, репе­тировал с оркестром и был чрезвычайно увлечён своим делом. Вероятно, ликвидация оркестра в театре была для него большим ударом, но нас, ребят, родители не по­свящали в свои неприятности. Они никогда при нас не ссорились и не обсуждали неурядицы на работе или во взаимоотношениях. Для нас, детей, смена места рабо­ты отца произошла незаметно. Ну работал в театре, ну стал работать в филармонии худруком, а в какие-то годы и директором. Наверно, и там не всё было гладко. Прихо­дилось заботиться о ремонте помещений, выполнять ат­тестацию артистов, согласовывать программы концертов своих и приглашённых бригад артистов с вышестоящим начальством.

Большим отцовским увлечением была популяриза­ция музыки, лекционная работа. Меня как-то спросили, а много ли лекций он читал. Да, много, но мог больше. Разбирая после смерти матери бумаги, я наткнулась на такую, где ему предписывалось не более какого-то ко­личества лекций в месяц. В его репертуаре были лекции о русских и зарубежных композиторах, о советской ин­струментальной музыке и песне, музыке театра и кино. Читал он в любой аудитории: от пионеров до пенсио­неров, в клубах, домах культуры, в городе и по области. Дважды участвовал в двух фольклорных экспедициях по области с работниками Северного народного хора, зани­маясь собиранием и записью старинных северных песен, но буквально в каждом уголке области побывал с концер­том или лекционной бригадой артистов филармонии.

Собираясь в дорогу, он составлял список вещей и вычёркивал одни или другие, укладывая чемодан. Но брались вещи не только необходимые, но и те, которые вдруг могут потребоваться: кипятильники, утюжок, щётки и щёточки, книги и ноты. Чемодан получался та­ким тяжёлым, что даже один раз, когда отец спускался с крыльца, у чемодана оторвалась ручка. Матери он пи­сал длинные письма о том, где были и куда дальше едут и обо всяких смешных происшествиях. Приезжал всегда очень довольный и весёлый, с массой рассказов, где как принимали. Работников клубов области, руководителей самодеятельности он не просто знал — они вместе работа­ли, они писали ему, они к нему приезжали.

Как тепло относились к нему люди, я ощутила сама, когда он взял меня с собой в Молотовск — теперешний Северодвинск, где у него были дела в театре и Доме пио­неров. Его окружили, здоровались, о чём-то расспраши­вали и что-то рассказывали ему.

Много лет, даже на пенсии, он был организатором и возглавлял жюри районных, городских, областных смотров-конкурсов самодеятельности.

Отец ездил, отбирая коллективы на смотры, помогал исправить недостатки номеров, занимался с исполните­лями. Когда проходили смотры, он был занят там весь день. Приходя домой, рассказывал, какие и чьи номера ему особенно понравились, как шло обсуждение распре­деления мест премирования, приглашал нас посмотреть заключительный концерт.

Надо сказать, характер у отца был крутой, возможно, в каких-то случаях он был излишне прямолинеен, отстаи­вая своё мнение, когда был уверен в своей правоте, что создавало ему дополнительные трудности во взаимоот­ношениях с людьми, но со многими музыкантами дру­жеские отношения поддерживались годами. Насколько я знаю, это Г.С. Введенский, Ю.И. Казаков, Б.А. Князев, М.А. Терещенко, Г.С. Щуров, В.А. Максимков, Б.И. Да­нилов, Г.М. Мищенко.

Крутость его характера ощущали и мы, дети. Если при решении вопроса он сказал «нет», то дальнейшие разгово­ры на эту тему были бесполезными. Телесные наказания применительно к нам выражались в редких подзатыль­никах, хотя желание наподдавать как следует возникало нередко. Так, однажды мы с братом до краёв наполнили отцовские валенки золой из печки. Мы предвкушали, как будет смешно, когда он сунет ноги в валенки, а они не полезут. Оказалось совсем не смешно. Без валенок тогда в Архангельске было прожить трудно, и отцу пришлось купить новые. В подобных случаях он требовал, чтобы мы подошли к нему, а мы, зная, что светит, держали дис­танцию вытянутой руки и быстро убегали. Чем дело чаще всего и заканчивалось.

Учить игре на пианино нас, ребят, отец не брался. Это требовало большого терпения и отняло бы время, ко­торого и без того не хватало. Все мы начинали учиться в музыкальной школе и бросили после года занятий. Я по причине небольших музыкальных способностей и пристрастия к книгам, спорту и танцам; брат — вслед­ствие лени при большом таланте.

Пытался отец научить нас и азам многоголосного пе­ния. Показывал каждому, какую партию он должен петь. Вместе получалось красиво, но, наверно, мы были для этого малы, начинали смеяться, баловаться, и этим всё кончалось.

Особо хочу остановиться на работе над песнями. Авто­рами песен были все местные поэты: Н. Журавлёв, В. Фро­лов, И. Молчанов, Н. Жернаков, Н. Исаков, О. Думанский, Ф. Ширшов, В. Аушев, Д. Ушаков, И. Яшина, В. Душников, В. Мусиков, И. Леонидов. Вдохновляли отца как сборни­ки стихов, подаренные поэтами, так и письма с текстами стихов и просьбами написать к ним музыку из Каргополя, Онеги, Северодвинска, Конёва и т.д.