Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

Письмо не дошло до адресатов, осталось в деле подследственного.

В последний месяц заключения Мейерхольд ничего не писал, не подписывал протоколы допросов, на обвинения отвечал: «Этого не было». Все отрицал и на суде, который продлился считаные минуты.

Когда Ульрих для порядка спросил: «Признаете себя виновным?», выкрикнул:

— Нет и еще раз нет! Происходит нечто ужасное, необъяснимое!

Председатель перебил:

— Ваша вина неоспорима.

Режиссер захлебывался словами:

— Я жил вне политики. Занимался исключительно созданием театра, воспитывал артистов! Меня хорошо знает Станиславский, пригласивший поставить у него оперу! В обвинительном заключении полно ошибок, начиная со звания — я заслуженный, а не народный!

Ульрих подал знак конвойному, и тот заломил подсудимому руки, зажал рот.

— Решением Военной коллегии Верховного суда Союза гражданин Мейерхольд Всеволод Эмильевич, он же Карл Казимир Теодор, бывший подданный Пруссии, приговаривается к расстрелу. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.

В ту же глухую февральскую ночь оборвалась жизнь и Михаила Кольцова, шестью днями раньше расстреляли Исаака Бабеля, наркома земледелия, кандидата в члены Политбюро Роберта Эйхе.

Спустя пятнадцать лет расследовали убийство З. Райх, опросили работников искусства, те рассказали и о гениальности мужа погибшей. Когда генеральный секретарь Союза писателей А. Фадеев осторожно напомнил Сталину о Мейерхольде, заметил, что все не верят в его виновность, получил ответ:

— Думаете, мне хочется верить в виновность? Пришлось поверить.

О расстреле режиссера в печати, понятно, не сообщалось. Родственники получили справку, что имярек осужден на десять лет лагерей без права переписки — что скрывалось за этими словами, прекрасно было известно.

Первые публикации о расправе над Мейерхольдом появились во времена оттепели, но многое остается неизвестным, например, дата убийства — в органах назвали 17 марта 1942 г., причину смерти «упадок сердечной деятельности», нет сведений и о месте погребения.

В Сталинграде в последний раз командующий Приволжским военным округом побывал в конце весны 1937 г. Газеты, радио не сообщили о прибытии прославленного военачальника, инспекция войск Михаилом Николаевичем Тухачевским по понятным причинам не афишировалась.

После разбора маневров маршал (недавний заместитель наркома обороны) собрался в обратную дорогу.

Литерный состав отошел от вокзала в полночь, когда на город опустилась желанная прохлада.

Тухачевский стоял у открытого окна, вдыхал кисловатую горечь полыни, чабреца, ковыля и прочих степных трав, хорошо знакомых по конным и пешим походам в империалистическую и Гражданскую войны: начал службу в 1912 г. командиром роты, дослужился до капитана, в 1919-м стал командармом и был рад, что в ЦК не ведают о его непролетарском происхождении.

26 мая маршал прибыл в Москву и лишь ступил на перрон, как оказался арестован, его тщательно обыскали, изъяли именное оружие.

Тухачевский оставался спокойным, нервы не выдержали, лишь когда с кителя сорвали нашивки, петлицы со звездами и, главное, ордена. — Не вы награды давали, не вам их забирать! Арестованного ударили в скулу.

— Занимаетесь боксом или имеете опыт кулачных боев? — спросил маршал, вытирая кровь.

Чуть раньше под Киевом взяли командира танкового соединения Д. Шмидта, который возмутился:

— Это беззаконие: согласно неотмененному положению, командирам гарантирована неприкосновенность от неармейских органов! Где санкция наркома обороны товарища Ворошилова?

Следующим лишился свободы командующий Киевским округом Ион Якир, попытавшийся вступиться за товарищей и услышавший от Ежова:

— Напрасно хлопочите за предателей.

Дело заговора в высшем руководстве Красной Армии хранит много тайн, документы долгие годы были недоступны, на папках стоит гриф «Совершенно секретно. Хранить вечно».

Сообщение об аресте, предании суду Военной коллегии крупных военачальников появилось в печати 11 июня 1937 г., чуть позже сообщили о расстреле заговорщиков. Лишь спустя 60 лет стало известно, что послужило причиной расправы.

Главным обвинением было сотрудничество с германской разведкой, в чем Сталина убедил президент Чехословакии Бенеш, передавший документы о выдаче Тухачевским и его окружением вермахту военных секретов. Это было провокацией, документы фальсифицировало ведомство адмирала Канариса, руководство СД во главе с Гейдрихом, цель — дискредитировать краскомов. Сталин с Ежовым поверили сфабрикованной лжи, что зафиксировало постановление Политбюро:

ЦК ВКП(б) получил документы, изобличающие члена ЦК ВКП(б) Рудзутака и кандидата ЦК ВКП(б) Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-правозаговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии. В связи с этим Политбюро ЦК ВКП(б) ставит на голосование членов и кандидатов ЦК предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передачи их дела в Наркомвнудел.

Арестованных избивали, заместитель начальника 5-го особого отдела ГУБ НКВД З. Ушаков (Ушимирский) не жалел кулаков.

Когда рука уставала, за выбивание показаний принимались другие, в их числе помощник наркома НКВД Фриновский.

Следователи требовали от маршала признания обвинений, упрямство арестованного выводило из себя.

— У нас любой подписывает признание! Не желаешь чернилами, напишешь кровью!

Тухачевский часто терял сознание, перестал закрывать лицо, скорчившись, лежал возле изразцовой печи [127] Позже арестованный З. М. Ушаков признался: «Мне приходилось в Лефортовской (и не только там) бить врагов партии и советской власти, не было представления об испытываемых избиваемыми муках и чувствах». .

«Забойщики» делали перерывы, чтобы позволить объектам прийти в себя, стать способными отвечать на вопросы, держать в руке ручку. Ушаков с помощниками уходили в буфет подкрепиться бутербродами, рюмкой коньяка, возвращаясь, принимались за привычное дело, работали в четыре, шесть пар рук, ног. Ежов торопил, ему и Сталину позарез были нужны признания. Избиения из ночи в ночь привели к тому, что Тухачевский дрожащей рукой написал:

…Еще в 1928 г. я был втянут Енукидзе в правую организацию, в 1934 г. лично связался с Бухариным, с немцами и установил шпионскую связь с 1925 г., когда я ездил в Германию на учение и маневры… При поездке в 1936 г. в Лондон Путна устроил мне свидание с Седовым (сыном Троцкого. — Ю. М .)… Я был связан по заговору с Фельдманом, Каменевым, Якиром, Эйдеманом, Енукидзе, Бухариным, Караханом, Пятаковым, Смирновым, Ягодой, Осипяном и рядом других…