Юрий Мишаткин - Ушли, чтобы остаться

© Мишаткин Ю. И., 2009

© Волгоградская областная писательская организация, 2009

© ГУ «Издатель», 2009

В хутор Артановский на границе Волгоградской и Ростовской областей я приехал в душном июле, когда стояло безветренное пекло.

На берегу Хопра в глинистой луже лежал, развалясь и блаженствуя, похрюкивал от удовольствия пятнистый боров. Неподалеку плескались мальчишки: чтоб не попасть в речную быстрину, пацанята барахтались у берега, шлепали по воде ладонями, дразнились.

Хуторское начальство отсутствовало. На крыльце правления сидел и чадил сигаретой казак в странном в жару грубошерстном пиджаке.

– Сидайте рядком, вместе ждать будем. Председатель еще утром в станицу умотал, как не обязанный, не доложил зачем. Случаем, не лекцию приехали читать? В прошлом месяце ждали лектора, но не приехал.

– Не умею читать лекции, – признался я.

– А чему обучены, какое имеете призвание?

– Художник, приехал рисовать ваш край.

Хуторянин покосился на мой этюдник.

– Верно поступили, выбрав Прихоперье, что ни дерево иль полянка – сказка. Только одни в лес не ходите – новичку раз плюнуть заблудиться, берите в провожатые Петра Круглова, – за бесплатно и с огромным удовольствием сведет.

Дом знатока лесных троп был неухоженным, точно в нем давно никто не жил: побуревшая соломенная крыша, которую изрядно потрепали ветры и галки, покосившееся крыльцо, неподметенные дорожки, сорванная ставня. Это было тем более странно, что хозяин – мужчина.

– Не до уюта Петру, печаль душу бередит, – догадавшись о чем я подумал, сказал хуторянин: – Лучший в районе плотник, золотые руки, все, кажись, умеет, коль надо чего поправить, сбить, к нему бежим. А до своего дома наплевать, раз остался холостым.

Не заходя во двор, казак позвал:

– Петр, выдь на минутку!

Скрипнула дверь, появился парень в выгоревшей солдатской гимнастерке, неподпоясанный, в галифе без сапог, в грубошерстных домашней вязки носках.

– В лес, видишь ли, приезжему надо, кому как не тебе сводить.

При слове «лес» на лице Петра проступили настороженность, недоверчивость.

– Проходьте, – пригласил хозяин неказистого дома.

– Пес у тебя дюже злющий, не приведи Господи цапнет, – заметил казак.

При упоминании собаки из-под крыльца высунул голову с оскалом острых зубов и зарычал вислоухий пес непонятной породы с обрубленным хвостом.

– Цыц, Мармотка! – приказал Петр, и собака послушно юркнула обратно. – В дом не приглашаю, там нынче дыхнуть нечем, хуже, чем во дворе. Отдыхайте, в лес поведу, как спадет теплынь.

Сарай, куда я вошел, был наполнен пряным сеном. Я прилег и почувствовал, как устал от тряской езды в кузове грузовика, как измаяла жара…

Проснулся от чьего-то вздоха. Привстал и увидел казачку неопределенных лет в туго затянутой на затылке косынке, которая скрывала лоб.

– Извините, что разбудила: кваску принесла, в подполе выстоян.

Я поблагодарил, собрался заплатить за угощение, но казачка наотрез отказалась от денег, напомнила, что я у нее в гостях. Наблюдая, как я припал к обливному кувшину, спросила:

– Надолго с сыном уходите?

– Самое большее до завтра.

Казачка провела ладонью по голове, поправила узел на косынке, отвела влажный взгляд, вздохнула.

– Стало быть, до завтра… – нараспев повторила женщина и заспешила: – Так отдыхайте, далеко еще до вечера.

Я попытался продолжить сон, но спать не хотелось, и вышел из сарая. За забором сквозь матерые дубы просачивалось тлеющее солнце, отчего казалось, деревья задымят.

– Вовремя встали, я будить собрался, – сказал Петр, поправил на плече ремень ружья, но не успел передо мной отворить калитку, как появилась мать с узелком.

– Положь, – потребовала казачка. – Галошки прикупила, Егорке придутся в самый раз, без такой обувки в распогодицу ноги промочит, затемпературит.

– Рая наказала купить?

– Сама надумала, подсказки не потребовалось. Ребячьи размеры редко завозят.

– Не возьмет Рая, сама знаешь, что откажется от подарка.

Не слушая возражений, казачка без лишних слов затолкала галошки в рюкзак сына.

«Неужели придется шагать по лесу во мраке? – забеспокоился я, не ведая, что в июле закат в Прихоперье поздний, долго будет не гаснуть, раскидывать красные крылья, тлеть печными угольками.

Шагать, не перекидываясь словами, было скучно, и я спросил Круглова о лесной ягоде, которая обжила с давних пор край:

– Слышал, что отыскать каминку трудно, народ прозвал ее вороньим глазом, хотя вполне съедобна.

– Нелюдимая ягода, – объяснил парень. – Сильно пугливая, норовит спрятаться от человека, не желает идти в руки. Увидеть нелегко – разве если посчастливится. Птицы и всяко зверье употребляют в пищу, а человек – нет, хотя не вредная для здоровья, разве что сильно терпкая – рот вяжет.

Возле дома из рубленого теса Круглов остановился.

– Я мигом, прикупить кой-чего надо.

В витрине сельмага были выставлены хомут, пара детских игрушек, рулон штапеля, банка с крупой, несколько пачек сигарет и томик Бабаевского в выгоревшей обложке.

– К Раисе спешите?

Рядом остановился знакомый казак в пиджаке.

– Выходит, снова Петр будет виниться, – продолжил казак. – Шестой год пошел, как в лес на заимку ходит, а все напрасно: строгая сильно Раиса, с характером. Раньше промеж них была любовь почище, чем в кино показывают. Одни завидовали, другие радовались чужому счастью, да только разбилась вскорости любовь…

Хотя я ни о чем не спрашивал, хуторянин поведал историю Петра и Раи.

Вернувшись с армейской службы, Круглов не отходил от бывшей одноклассницы, соседки по парте, смешливой Раи, на которую засматривалось почти все мужское население хутора. Стали гадать: чем ухаживание закончится, когда ждать свадьбу? Кое-кто даже подумывал о подарке молодым. Но приехала из Урюпинска в отпуск чернявая медсестра, и Петр забыл про Раю. Люди осуждали непостоянство парня, а Петру хоть бы что: сопровождал медсестру в клуб, провожал и чуть ли не до утра любезничал, даже как-то увез с ночевкой на рыбалку. Осенью девушка вернулась в Урюпинск, да не одна, а с Петром, который устроился в станице водителем молоковоза. Когда земляки передали новость, что Рая на сносях, пожал плечами: «С кем нагуляла? Знать, в Артановском будет матерью-одиночкой больше».

Сказанное дошло до Раи. Благополучно разродившись сыном, в первые крещенские морозы ушла с ребенком из хутора от бабьих пересудов, бьющих в спину обидных слов. Пошла на работу в леспромхоз, переехала на кордон.