Юрий Мишаткин - Ушли, чтобы остаться

Рваное Ухо зарычал грознее, затем стал подвывать.

– Еще накличет беду, – буркнул Яков, выключил приемник, и пес тотчас умолк, развалился в тени палатки, смежил веки. Спал Рваное Ухо лишь днем, и то урывками, реагируя на звяканье ложек, вилок, чистку песком дна кастрюли. Ночами расплачивался с пригревшими и кормящими его людьми за доброту и бодрствовал, охраняя сон новой хозяйки. Прислушивался к каждому шороху, неслышно бродил вокруг палатки с машиной, косился на гудящее море, точно просил умолкнуть, не будить людей. Днем играл с Надей, бросался за ней в волны, плыл рядом, готовый в нужный момент подставить девушке спину, помочь вернуться на твердую почву. Плавал и с Яковом, но редко, без удовольствия: Яков любил чудить, изображать из себя тонущего – бестолково бил руками по воде, хватал ртом воздух, кричал «помогите!». Впервые увидев, как человек тонет, Рваное Ухо рванулся к Якову, чтоб не дать захлебнуться, тем более не уйти на дно. Но мужчина навалился на собаку, и чтоб самому не наглотаться соленой воды, Рваное Ухо вырвался. Снова подставил спину, но Яков вновь стал топить, пришлось схватить человека за плавки, тащить к берегу.

– Отпусти! – потребовал Яков, но это был второй приказ, следовало выполнить первый, и пес продолжал тащить.

– Тварь, порвала итальянские плавки! – разозлился Яков, хотел замахнуться на собаку, но услышал смех Нади и не стал мстить за испорченные плавки.

Дни отпуска бежали стремительно наперегонки. Надя все чаще присаживалась подле собаки, смотрела в ее умные глаза, которые словно спрашивали:

«Неужели нас ждет расставание? Неужели я вновь останусь на берегу и вернутся одиночество с голодом?».

Надя гладила пса, и Рваное Ухо млел от прикосновения женской руки.

– Под утро привиделся сон, – заговорил Яков, не отрываясь глядя на рыжий диск солнца, медленно ныряющий в море. – Увидел себя в окружении внуков, да, именно внуков. Говорят, их любят больше сыновей и дочерей – когда стану дедом, проверю это.

Ветер трепал у Якова волосы, отчего младший научный сотрудник НИИ стал похож на задиристого воробья.

– Чтобы внести взнос за кооператив, придется нам работать репетиторами оболтусов, имеющих богатых родителей. Как вселимся наконец-то в новое жилье, примусь за диссертацию, иначе жена «остепенится», а муж без звания – будет совестно перед детьми…

Надя подсела к Якову, склонила голову ему на плечо, что не понравилось собаке – пес лег между людьми.

– Пшел! – рассердился Яков.

– Так он же ревнует! – рассмеялась Надя.

На следующее утро Яков вновь уехал за продуктами, с собой взял Надю, а та забрала собаку. На рынке в поселке Рваное Ухо оставили в машине, что привлекло внимание продавцов с покупателями:

– Ну и громадина!

– Ухо обрезали, чтоб был злее.

– Такого лучше на цепи держать, а не в машине.

– Уж не бешеный ли?

– На такого никакой жратвы не напасешься.

Рваное Ухо зарычал, показав острые клыки, и люди попятились от машины, где для собаки пахло не бензином, а Надей, отчего щекотало в носу, хотелось по-щенячьи взвизгнуть…

До возвращения в Волгоград оставались считанные дни. Яков готовил машину в дальнюю дорогу, подкачал скаты и, не глядя на Надю, спросил:

– Соскучилась по дому?

Надежда промолчала. О каком доме заговорил Яша, разве можно считать таковым комнатку с соседкой в общежитии, где все казенное?

В очередной полдень солнце вновь забралось в поднебесье, накалило берег, отчего от гальки, песка поднялся горячий воздух. Рваное Ухо подремывал. Надя перебирала камушки, затем подобрала палку и бросила в море.

Пса точно подбросила пружина – вскочил и ринулся за палкой. Доплыл, зажал зубами, вернулся к девушке, положил у ее ног.

– Молодец! – Надя собралась снова бросить палку, но Яков опередил, послал в море тяжелый болт с испорченной резьбой.

Не дожидаясь приказа, собака вновь поплыла. Достигла места, куда упала брошенная вещь, но вокруг ничего не плавало.

– Ищи! – потребовал Яков, и Рваное Ухо послушно нырнул, достиг дна, где кружил косяк мальков, поискал, но ничего не увидел, следовало покопать носом песок – вдруг вещь зарылась, но появилось жгучее желание немедленно вдохнуть свежий воздух, к тому же вода давила на уши. И пес пулей понесся наверх. Отдышался и вновь с завидным упорством нырнул. На этот раз под водой пробыл дольше, обшарил песок, но снова ничего не нашел.

Теперь на поверхность поднимался медленнее по причине возникшей слабости, неприятно забулькавшей в желудке, попавшей через ноздри соленой воды.

Надежда что-то кричала, но пес крепко уяснил, что надо, необходимо выполнить приказ, все остальное потом.

С каждым разом нырять становилось труднее, но Рваное Ухо не мог вернуться ни с чем и продолжал опускаться ко дну.

Надежда кричала, затем поплыла к собаке, а та все ныряла, ныряла, пока еще были силы, глаза не затмил туман. Но силы иссякли, лапы стали непослушными, явилось незнакомое прежде безразличие. В глубине гаснущего сознания оставался закон: нельзя, ни в коем случае нельзя возвращаться к хозяйке без брошенной вещи, надо, во что бы то ни стало необходимо отыскать, принести вещь.

И пес снова нырнул. В последний раз.

Вода сомкнулась над ним, захлопнулась, как дверца автомобиля, которую не забывал запереть Яков, когда приезжал на рынок и уходил к торговым рядам…

Надежда сидела, бессильно опустив руки. Ничего не видя, смотрела в одну точку, на море. Мокрые волосы закрывали лицо, с волос стекала вода, образовывая у ног небольшую лужицу – маленькое море, которое быстро впитывал песок.

– Не береди душу, не расстраивайся, все равно не взяли бы с собой, а один на берегу он вскоре бы сдох, – успокаивал Яков.

Надежда снизу вверх посмотрела на Якова совсем так же, как на него смотрел Рваное Ухо, и ничего не ответила.

– Следующим летом купим походную газовую плитку, иначе замучимся с костром.

Надежда стала и, как слепая, поднялась на холм намытого в бурю песка.

– Ты куда? – удивился Яков. – Если в поселок, то хлеба достаточно.

Надя была уже на холме. Шаг, другой по сыпучему склону – и скрылась за дюной.

К мысу, где оставались палатка, машина и Яков, она не вернулась. И Яков долго ломал голову над вопросами: зачем ушла, отчего ничего не объяснила на прощание? И, главное, как без единого гроша доберется до города и далее до Волгограда?

С некоторых пор (точнее, со дня прилета в Нарьян-Мар) Галка Сорокина видела во сне одно и то же – как мельтешит с подносом между столиками ресторана, больше похожего на обычную на Большой земле столовую, принимает заказы, получает на кухне шницели, отбивные, салаты, в буфете спиртное, несет все клиентам, вокруг нескончаемый гул голосов, звон вилок, бокалов…