Сергей Васильев - На разломе двух времён. 80-е

Второе – детский отдых.

Каждое лето все школьники Советского Союза ездили в пионерские лагеря. Такой отдых не был обязаловкой, но все родители старались отправить своего ребенка в пионерский лагерь. Это было модно и стало постепенно общей нормой.

Каждое крупное и среднее предприятие имело свою базу отдыха. Между ними было своего рода соревнование, кто сделает свой пионерлагерь круче, чтобы их дети отдыхали в лучших местах. У одних лагеря были в лесу, у других на море. И летом десятки миллионов советских детей отправлялись отдыхать на природу в тысячи специально оборудованных баз отдыха.

Это было обычным делом, советской нормой. Иначе и быть не могло – все дети летом должны отдыхать на природе!

Мы часто критикуем советский строй за его примитивность и убогость. Мы все время ищем образцы на Западе, пытаемся подражать ему, брать с него пример, якобы там все организовано гораздо сложнее и умнее.

Но что может быть сложнее, чем реализовать подобное? Чтобы каждый человек вовремя получал свою зарплату и каждое лето все дети непременно выезжали отдыхать!

А ведь это было у нас еще совсем недавно и называлось… СОВОК.

В первом лагере, куда нас с сестрой отправили родители, мне не понравилось.

Мы были еще детьми. Я плакал, уговаривал, чтобы нас забрали домой, но пришлось свыкнуться и дотерпеть. Все прелести пионерского лагеря осознаешь чуть позже, когда начинаешь разделять сверстников на… мальчиков и девочек.

Пионерский лагерь под Славяногорском – это легкие деревянные домики в сосновом лесу. В каждой комнате по восемь – десять кроватей. Туалет и умывальники на улице. Это воспринималось как игра, что-то среднее между «военной зарницей» и «походом».

Каждое утро начиналось с зарядки, построения и поднятия флага. Пионервожатые все время придумывали какие-то игры и состязания.

Из непременных был конкурс военной песни. Каждый отряд должен был со сцены исполнить какую-то песню, инсценируя ее текст.

Если мы выбирали «Землянку», то сооружали холм из коробок и ящиков, и накрывали этот мусор куском брезента, изображая военное укрытие. Весь отряд выстраивался за «холмом» и начинал петь:

А на сцене, усаживалась «одинокая девочка» и «поджигала» спичками дрова, изображая огонь в печи… На словах «Про тебя мне шептали кусты», отряд, стоявший за «холмом», начинал шуршать ветками, изображая шорох.

Но особо популярна была песня «Бухенвальдский набат».

Из отряда выбирали двух самых высоких и упитанных мальчиков, они должны были изображать «фашистов». Остальных одевали в потрепанную одежду, предварительно покрасив ее в полоску, чтобы напоминала арестантскую робу.

Когда в песне начинались слова

отряд «арестантов» набрасывался на «фашистов» и выталкивал их со сцены.

Далее все «арестанты» выстраивались в ряды и с трагическими лицами, насколько это у них получалось, продолжали петь:

Эту песню мы исполняли из года в год. Мы инсценировали ее по-разному, меняли одежду, амуницию, но почему-то всегда к концу песни зал начинал хохотать.

Песня была серьезная и трагическая. Но то ли кто-то из «фашистов» получался уморительно смешным, то ли кто-то из «узников» был слишком упитанным для жертвы концлагеря, но всякий раз исполнение заканчивалось улыбками.

Вожатые шикали, ругались, грозились пальцем, но и сами в результате укатывались со смеху.

А главным событием пионерлагерной жизни была, конечно, вечерняя дискотека. Точнее – «танцы». Мы ждали их каждый день.

Первые мои «танцы» в пионерском лагере были под баян. В центре круглой танцевальной площадки на стул усаживался пожилой баянист и начинал играть. Через год гармониста заменил проигрыватель с пластинками, а потом на смену ему пришел и магнитофон. Репертуар менялся, но обязательно половина танцев были быстрые, половина медленные.

Мы, естественно, все ждали… когда же будет медляк?

Тут наступал томительный момент.

Вообще в течение всего летнего месяца в пионерском лагере шел постоянный процесс выбора, с кем «дружить», – обязательный, самый интригующий и волнительный элемент лагерной жизни.

Уже к концу второй недели все примерно понимали, кто с кем «дружит». Это было соревнование и соперничество.

Я помню, как пригласил на медленный танец девочку, за которой давно наблюдал.

Мы танцевали на пионерском расстоянии, вытянув руки, я держал ее за талию, а она положила мне руки на плечи. Но этого было достаточно, чтобы сразу после танца ко мне подошел какой-то шкет из младшего отряда.

Он толкнул меня плечом в сторону темного парка и сплюнув, тихо процедил:

– Не шелести.

Шкет был младше меня и ниже ростом, я не испугался, но он кивнул в сторону, где столпилась компания из трех-четырех крепких ребят.

– С ней хочет дружить Гарик, – прошептал шкет и указал мне на высокого крепкого пацана из старшего отряда. Он стоял в центре этой компашки.

Я гордо сказал, что мы пока не «дружим», но в любом случае это должен быть ее решение:

– Пусть выбирает она.

Мы потолкались в темноте плечами и разошлись.

«Дружба» заключалась в редких прогулках по дорожкам лагерного парка и случайных беседах наедине, раскачиваясь вдвоем на деревянных качелях.

К концу лагерной смены все мальчики и девочки были уже по уши в своих «дружбах», и расставание проходило трогательно и мучительно. Мы что-то говорили друг другу про вечную дружбу и что мы обязательно должны еще встретиться. Но автобус возвращал нас в город, родители разбирали нас вместе с чемоданами и развозили по домам, ставя точку на очередной лагерной смене.

Оставались только томительные воспоминания о «дружбе» и времени, которое не вернуть уже никогда…

Автомобиль для отца был страстью и смыслом жизни.

Он купил его на свои «сибирские» деньги и очень им гордился. Все время мыл его и старался начистить до блеска. Автомобиль был тогда редкостью и придавал чувство состоятельности и свободы. Летом отец отправлялся на нем в путешествия по Украине и брал меня с собой.

Я безумно любил эти поездки. По сторонам проносились леса, поля, города. Мы часто останавливались у каких-то памятников, в новых и незнакомых местах, а ночью спали прямо в машине, кое-как разместившись на сиденьях. А по дороге отец «калымил», подвозя случайных пассажиров.