Сергей Галицкий - Из смерти в жизнь… От Кабула до Цхинвала

Вдруг смотрю — на небольшое деревце залезает солдатик со снайперской винтовкой и начинает бить в тыл, по крыше дома, где находится наш штаб. Я ему: «Ты что делаешь!?.» А он рукой махнул — это он так офицерам в штабе решил показать, что пули-то кругом летают…

А командиры всё кричат, стоит такой ор… Тут подходит к нам майор Коля. Он понимает, что должен идти вперёд, это как раз на него кричат. И в то же самое время он ясно понимает, что идти вперёд нельзя. Естественно, что Коля нервничает, дёргается. Подошёл к нам в открытую и стоит. Мы-то сами лежим под бруствером, в землю уткнувшись. Прямо над нами гранаты от «духовских» подствольников пролетают, но взрываются чуть дальше, нас не задевают.

Генеральский напряг — дело обычное. И многих уже нормальных ребят это погубило. Вот и Коля стоит теперь: не знает, что делать. Мы ему: «Коля, присядь, пригнись хотя бы!». А на голове у него сфера (защитная каска. — Ред.) с ярким таким камуфляжем. И буквально через минуту видим — закрутился он, как юла, начал движения какие-то странные совершать. Сам в одну сторону как-то непонятно полетел, сфера с головы — в другую!.. Мы втроём к нему бросились, к земле прижали. Вкололи укол обезболивающий. До сих пор помню его взгляд умоляющий… Видим — у него в области виска пулевое отверстие!

По рации докладываем: «У нас «трёхсотый!» (раненый. — Ред.). А время — часа четыре, через час уже начнёт темнеть и «вертушки» вообще не полетят. Дождь продолжается, колёсная техника к нам наверх подойти не может! Но что-то из техники на гусеничном ходу всё-таки к нам пробралось. Колю спустили вниз и успели до темноты в госпиталь в Махачкалу доставить. Он выжил. Это был единственный случай на моей памяти, когда для спасения одного человека были предприняты такие действия. Потом, когда потери стали массовыми, всё опять пошло привычным порядком.

Тут смотрим — два «крокодила» (ударные вертолёты МИ-24. — Ред.), которые сопровождали МИ-8 с раненым Колей, идут прямо на нас. Я говорю соседям слева, ярославским омоновцам: «Обозначьте зелёными ракетами левый фланг, а я — правый, чтобы они по нам не долбанули». Обозначаю зелёной ракетой свой правый фланг и вижу, что они слева на центр нашей позиции пускают красную ракету — дают вертолётам целеуказание на нас! Я связываюсь со своим штабистом и кричу очень нехорошими словами: «У вас есть связь с вертолётами? Нас обозначили красными ракетами, вот-вот по нам ударят!..» Минута тишины… А вертолёты так красиво на нас идут! Вдруг слышу: «Циклон» (это был мой позывной), это отвлекающий маневр. Они прикрывают вертушку с раненым».

Опять нам командуют: «В атаку!». Теперь через нас взвод Внутренних войск должен был пройти, а мы должны были его прикрывать. Бездарность этого приказа обсуждать не с кем, поэтому пошли вперёд. Боевики таким шквальным огнём встретили!.. Несколько человек сразу ранило. Ребята остановились и начали отходить. Мы раненых вытаскиваем и слышим, что гул от стрельбы на нас надвигается — боевики сверху пошли в атаку! А у нас позиция плохая: из-за бугра, что высится перед нами, мы ничего не видим, только слышим нарастающий гул стрельбы.

Начали пулять мы почти вертикально вверх из подствольников, чтобы хоть как-то зону прямо перед собой за бугром прикрыть! Этим мы добились того, что через бугор боевики не полезли. Вся ночь так и прошла: мы лежим, время от времени за бруствер гранаты руками забрасываем, чтобы хоть как-то их отпугнуть.

Нам ещё повезло, что в штабе находился очень толковый офицер, выпускник Академии имени Фрунзе. Он серьёзно помог нам огнём «Утёса» (крупнокалиберный пулемёт. — Ред.) и «Василька» (82-мм автоматический миномёт. — Ред.). Я давал координаты, из «Утёса» трассирующими пулями били и уточняли у меня: «Правильно?». Я корректировал или подтверждал, и по этому месту бил «Василёк». Это боевиков существенно сдерживало, особенно когда они в атаку сверху на нас пошли.

Утром вышло солнце, земля подсохла. Наконец-то подошла наша техника и поддержала огнём. Рывок — высота взята. Убитые боевики, которых «духи» не смогли с собой забрать, так и остались валяться на позициях.

После удачного штурма высоты мы опять стали в фаворе. Правда, состояние у нас было аховое. Переохлаждения, ползания по грязи круглыми сутками дали о себе знать. Нас — на транспорт, на базу, на самолёт и домой. А по дороге даже успели заехать на Каспий искупаться…

До конца 1999 года ещё одна группа нашего отряда, которой командовал командир отряда «Тайфун», работала в Чечне. А в начале 2000 года настала очередь ехать моей группе из сорока семи человек. 4 февраля поездом мы выехали из Санкт-Петербурга и 7 февраля прибыли во Владикавказ. Собственно спецназовцев было тридцать, остальные обеспечивали охрану и связь. На машинах нас перебросили в Урус-Мартан. По дороге мы видели следы боевых действий в Алхан-Кале на окраине Грозного. Помню, как у меня, когда я проезжал эти места, мелькнула та же самая мысль, что и полгода назад в Дагестане: «Не повезло, война прошла стороной».

Генерал Шаманов поставил нам задачу усилить подразделения армейского спецназа, которые работали в предгорьях и горах. Людей у них не хватало. Да и осенью 1999 года в Дагестане спецназ Минюста хорошо себя зарекомендовал, особенно в горах. Сначала там идут высоты, до двух тысяч метров, с лесом, а дальше уже скалистые горы. Задача перед нами была поставлена такая: искать на склонах подходящие тропы, чтобы по ним технику наверх можно было загнать.

Высадили наши две группы на две соседние высоты — 1892 и 1886 метров над уровнем моря. В ясную погоду друг друга мы даже видели, но идти с одной горы на другую надо было часов восемь. С нами был артиллерийский расчёт и армейские разведчики. Помню: как раз в то время неподалеку ездила чеченская машина с зенитным пулемётом, за нашими вертолётами охотилась. Однажды часов в шесть утра сбили чеченцы вертолёт МИ-24, он летел на высоте полторы тысячи метров. По-моему, эту машину с пулемётом так и не поймали.

Нам говорили, что еды надо взять на три дня, да и всего остального по минимуму. Но мы как-то почувствовали, что тремя днями дело вряд ли обойдётся, и еды, вопреки пожеланиям, взяли примерно на неделю. Как в воду глядели — забрали нас с этих гор через восемнадцать дней.

На высотах у нас была база, откуда мы уходили утром и куда возвращались вечером. Но как мы ни искали, дороги для прохода техники так и не нашли. Через три дня нам поставили задачу просто оставаться на вершинах и вести наблюдение. С вертолёта сбросили еды ещё на пять дней.

В зоне видимости нашей второй группы стояла пара домиков, и ночью в этих домиках горели огоньки. Ночами мы иногда наблюдали и слышали, как в тех районах по ущельям передвигались боевики, наши их издалека в приборы ночного видения наблюдали. А 21 февраля у армейских разведчиков произошла страшная трагедия.