Сергей Галицкий - Из смерти в жизнь… От Кабула до Цхинвала

Шестнадцатого марта вместе с приданным нам взводом ярославского ОМОНа мы от середины Комсомольского двинулись к школе — сходиться с 33-й бригадой. Начинаем смыкаться и видим — прямо на нас идёт танк Т-80! К тому времени техника армейская уже подошла. А связь у нас всех разная. Я только со своим генералом могу разговаривать, омоновцы — со своим командованием, бойцы из 33-й бригады — только со своим. Генерала своего спрашиваю: «Чего делать? Он же сейчас по нам лупить начнёт!..». Хорошо, что у нас флаг российский с собой был. Я его развернул и вышел в зону видимости танка. Он на меня сориентировался, и с 33-й бригадой соединились мы благополучно.

Числа семнадцатого-восемнадцатого боевики начали массово сдаваться. За один день в плен взяли человек двести. Потом их начали ещё и из подвалов выкапывать. Были какие-то попытки прорыва двадцатого марта, но к тому времени уж, по большому счету, всё было кончено. Кресты на высоте, где погибли Широков, Новиков, был тяжело ранен Коля Евтух, мы ставили двадцать третьего марта.

Позже мы узнали, что по амнистии под президентские выборы (26 марта 2000 года состоялись выборы Президента Российской Федерации. — Ред.) многих из боевиков выпустили. Но, если бы заранее было известно что их выпустят, то, по логике и по совести, не надо было и брать их в плен. Правда, все тайфуновцы специально ушли, когда боевики начали сдаваться. Я отправил работать на приём пленных одного своего заместителя и тех из наших, которые в боевых действиях не участвовали, из охраны. Это надо понять: у нас были жесточайшие потери. Погибли наши друзья Владимир Широков и Тимур Сиразетдинов, с которыми я прошёл Дагестан. Я просто боялся, что не все смогут выдержать. Не хотелось брать грех на душу.

Сейчас я оглядываюсь на то, что было в Комсомольском, и удивляюсь тому, что человеческий организм выдержал такие нагрузки. Ведь проползали мы всё Комсомольское много раз вдоль и поперёк. То снег выпадет, то дождь. Холодные и голодные… Сам-то я там на ногах перенёс пневмонию. Жидкость из лёгких выходила при дыхании, толстым слоем осаживалась на рации, когда я говорил. Врач колол мне какие-то лекарства, благодаря которым я продолжал работать. Но… как автомат. Непонятно, на каком таком ресурсе мы все всё это выдержали. За две недели непрерывных боёв ни еды нормальной, ни отдыха. Днём в подвале костерок разожжём, сварим курицу какую-нибудь, потом бульон этот пьём. Ни сухпайки, ни тушёнку мы практически не ели. Не лезло в глотку. А до этого мы же на горе своей ещё восемнадцать дней поголодали. И перерыв-то между этими событиями был всего-то два-три дня.

Теперь уже можно, всё осмыслив, подвести итоги штурма Комсомольского. Вся операция была проведена безграмотно. А ведь была возможность блокировать село по-настоящему. Население уже было выведено из села, так что можно было бомбить и обстреливать сколько угодно. И только после этого можно было уже штурмовать.

А штурмовали мы населённый пункт не теми силами, которые должны быть по всем правилам тактики. Нас должно было быть в четыре-пять раз больше, чем обороняющихся. Но нас было меньше, чем обороняющихся. Ведь только отборных бойцов Гелаева было шестьсот-восемьсот человек. А ещё местные ополченцы, которые со всех окрестных сёл пришли по его призыву.

Позиции у боевиков были очень хорошие: они находились выше нас, а мы шли снизу вверх. Стреляли они по нам с заранее подготовленных позиций из-за каждого угла. Мы начинаем движение вперёд, и рано или поздно они нас замечают. Когда они с одной огневой точки открывают огонь, а мы сосредотачиваем на ней свой огонь, то тут по нам ещё с двух-трёх точек по нам начинают стрелять и дают первой точке отойти. Кроме того, в первую неделю и мы, и боевики были вооружены приблизительно одинаково. На тех танках, которые были нам приданы, практически не было боеприпасов — по семь-восемь снарядов на танк Т-62. Танки Т-80 нам прислали только числа двенадцатого. Огнемёты «шмель» появились примерно через неделю после того, как начались бои.

А если по уму, то надо было обойти Комсомольское со стороны села Алхазурово, выше которого стоял наш полк Министерства обороны, и с позиций полка давить боевиков с высот вниз. Я очень хорошо отношусь к бойцам спецназа Внутренних войск и очень плохо к командованию Внутренних войск, которое осуществляло общее руководство этой операцией. Я хоть и без высшего военного образования, но могу точно сказать, что так, как они вели боевые действия в Комсомольском, воевать нельзя. С одной стороны, не научились они в академиях тактике ведения боевых действий. А с другой стороны, желание нахрапом получить высокие награды и отчитаться вовремя было заметно невооружённым глазом. Не трусы были наши генералы. Но и не полководцы. Далеко не полководцы…

Конечно, оглядываясь назад, я понимаю, что командование наше очень спешило. Приближались выборы Президента. Поэтому операцию проводили, невзирая на людские потери. Операцией командовали около семи генералов. Общее командование сначала осуществлял генерал из Внутренних войск, из дивизии особого назначения «Дон-100». Потом командовал комендант Урус-Мартана, потом командующий Внутренними войсками генерал-полковник Лабунец, знакомый нам по Дагестану. Позже приехал командующий группировкой генерал Баранов. Но добрые слова я могу сказать только о генерале-лейтенанте Кладницком из МВД. Это был человек, который по-настоящему понимал, что там реально творится.

И ещё одно точно могу сказать — солдаты-срочники проявили себя геройски. Не видел я ни одного случая трусости. Это были трудяги. Но жалели их только взводные и другие офицеры такого уровня. А генералы их не жалели. У них была главная задача: чтобы их самих не вздрючили. И при случае, может быть, и высокую награду получить.

Но самый главный итог этой бездарной операции — Гелаев-«Ангел» со своей элитой всё-таки ушёл. Правда, понёс большие потери. Однако в основном погибли ополченцы, что подтягивались из окрестных сёл.

Потом везде стали говорить: «Мы разбили Гелаева». Но я не считаю, что мы его разбили. Над Гелаевым победы не было, раз он ушёл. А потери, которые мы понесли, были неоправданные. Вот если бы мы его уничтожили, то тогда эти потери можно было бы хоть как-то оправдать.

Сам я не был Александром Матросовым, в Комсомольском на амбразуру в бою не бросался, но для себя тогда решил, что безрассудные приказы генеральские придётся и мне выполнять вместе со всеми. Идти вперёд нельзя, но надо, потому что есть приказ. Поэтому я шёл вперёд вместе с бойцами. Создалась такая ситуация, что по-другому я никак поступить не мог. Если сам не пойдёшь, а ребят пошлёшь, неправильный ты человек. А не пойдёшь вместе с ними, вообще всех трусами назовут. Прямо как в русской народной сказке: «Налево пойдёшь — пропадёшь, направо — погибнешь, прямо пойдёшь — себя и коня потеряешь». А идти надо…