Сергей Галицкий - Из смерти в жизнь… От Кабула до Цхинвала

Сам я находился всё в том же районе Текстильщики. Постоянно был наверху, но где-то к обеду спустился в подвал, где находилась радиостанция, чтобы послушать последние новости. Женщины плачут. Спрашиваю: «Что случилось?». Отвечают: «Командиры по радио сообщают, что гранатомётные выстрелы почти закончились. Со стороны района, который в народе называют Шанхаем, в город снова начали входить грузинские войска».

Сопротивление грузинам всё равно было, наши ребята упирались до последнего. Но уже сказывались проблемы с боеприпасами, особенно с гранатомётными выстрелами. Без этого как с танками бороться? Я слышал, как полевые командиры друг друга опрашивали, что у кого осталось, и совещались, как дальше оборону держать. И вот ситуация дошла до того, что грузины уже начали зачистки в тех районах, через которые они вошли в Цхинвал. Насколько я знаю, вошло в тот день двенадцать тысяч грузинских пехотинцев и около ста пятидесяти единиц бронетехники. Российских войск в Цхинвале на этот момент всё ещё не было.

Тогда, в этой критической ситуации, было принято такое решение: пока есть возможность, прорываться и вывезти женщин, которые находились в подвалах, в Джаву. Есть две Зарские дороги: одна старая, другая новая, объездная. Мы с женщинами выехали на старую Зарскую дорогу, я на ней оказался первый раз в жизни.

Когда мы поднялись на гору, то открылся вид на Цхинвал. Он напоминал Сталинград. На дороге стояли несколько российских бээмпэ, но в город они не входили… Дальше по дороге встретились грузинские сёла. Там нас обстреляла грузинская БМП-2. Я её не сразу заметил, она была камуфлирована. Наши-то бээмпэ все покрашены в цвет хаки. Дай Бог здоровья этому грузину — оператору бээмпэ — за то, что он в нас не попал. Мы на белой старенькой газели еле-еле ползли в гору. Он дал очередь на четыре выстрела, и они легли прямо рядом с газелью. Стрелял он снизу вверх, но расстояние по прямой всего-то было метров триста-четыреста, значит, разнести нас он мог просто вдребезги. Я не знаю: то ли он не захотел в нас попасть, то ли прицел как-то не так взял.

Мы перескочили через гору и начали спускаться вниз. Тут нас обстреляли уже из ПК (пулемёт Калашникова. — Ред.). Хорошо, что мы ушли под склон, а они, похоже, только в последний момент нас заметили. Дали длинную очередь трассерами, но по нам, слава Богу, тоже не попали.

Дальше мы подъехали к какому-то селу, где уже стояли российские танки с активной бронёй, с гвардейскими значками на люках. Мы видели, как раненых российских солдат грузили в «уралы». Потом со старой Зарской дороги мы выскочили на новую. И там уже стояли наши «саушки», через равные промежутки — «тунгуски» (зенитный ракетно-пушечный комплекс для борьбы с воздушными целями. — Ред.). А когда мы по серпантину спустились к Джаве, то увидели, что навстречу нам колоннами идут российские танки, бронетехника… И в этот момент мы почувствовали, что победа будет за нами.

Самым страшным во всём этом кошмаре было сомнение, что российским руководством вообще будет принято решение о вводе войск. Когда я спустился в подвал, то женщины плакали из-за того, что уже больше половины города грузины взяли. Начались зачистки, появилась информация об уничтожении мирного населения. И женщины с плачем спрашивали: «А где же Россия, неужели она нас бросила?». Но Россия их, слава Богу, в беде не бросила.

Рассказывает Герой России полковник Андрей Леонидович Красов:

— В начале августа я находился в служебной командировке в городе Пушкине под Петербургом. Наша 76-я десантно-штурмовая дивизия (она находится во Пскове. — Ред.) должна была участвовать в тактических учениях «Ладога–2008», и мы проводили рекогносцировку возможной площадки приземления на полигоне «Каменка». В два часа ночи 8 августа 2008 года мне позвонил оперативный дежурный нашей дивизии и сказал, что сегодня же в четыре утра я должен быть у командира дивизии. Спрашиваю: «А что случилось?». Отвечает: «А смотрите по телевизору новости». Я включил телевизор — показывали горящий Цхинвал. Стало ясно: началась война…

Срочно закончив свои дела, только вечером 8 августа я смог вернуться в дивизию. К тому времени первая батальонно-тактическая группа десантников уже вылетела в Северную Осетию. После проведения строевого смотра наша группа осуществила погрузку в самолёты и вслед за ними вылетела в Беслан.

Аэродром Беслана — гражданский. Он не приспособлен для приёма большого количества военных самолётов. Эту проблему пришлось решать так: сначала нужно посадить первые пять самолётов, в быстром темпе выгрузить и отправить. Только после этого появляется возможность посадить следующие.

Там на месте, когда мы прилетели, заместитель командующего ВДВ генерал-майор Вячеслав Николаевич Борисов сообщил, что осетинские части и ополченцы ведут ожесточённые бои с грузинами и уже погибло несколько десятков российских миротворцев. Эта страшная новость, конечно, повлияла на настроение бойцов. Все как-то подобрались внутренне — стало ясно, что будем сражаться до конца. Я не могу сказать, что люди были одержимы чувством мести. Просто всем стало очевидно, что справедливое возмездие за погибших товарищей и убитых мирных жителей должно наступить обязательно.

Здесь же на аэродроме генерал-майор В.Н. Борисов уточнил нам задачу. И в ночь мы совершили марш по маршруту Беслан — Алагир — Рокский туннель. Не будет преувеличением сказать, что тогда наши механики-водители совершили коллективный подвиг. Представьте: ночь, горная дорога, ограниченная видимость, огромное скопление техники, встречное движение машин с беженцами… Личный состав, который, исходя из чеченского опыта, передвигался сверху на броне, а не внутри машин, имел ещё возможность хоть как-то глаза сомкнуть, а механики-водители, те не могли отвлечься ни на секунду, ведь на некоторых участках, прямо у обочины дороги, начиналась уже пропасть, на дне которой, на глубине четырёхсот метров, бурлила горная река. Одно неверное движение — и машина вместе с десантниками улетит вниз…

В голове пронеслась мысль: как хорошо, что в июле 2008 года в Северной Осетии были проведены дивизионные командно-штабные учения. Они закончились буквально за неделю до начала войны. Тогда мы тщательно изучили все дороги, ведущие к Рокскому тоннелю. На территорию Южной Осетии, конечно, мы тогда не переходили, но именно там наши механики-водители получили очень нужную практику передвижения в условиях горной местности. Думаю, поэтому во время этого ночного марша не было ни одной поломки и ни одной задержки.

Тоннель, протяжённость которого три километра восемьсот метров, был нами преодолён часов в десять утра, и к вечеру мы сосредоточились в Джаве. На следующий день утром совершили марш к юго-восточной окраине Цхинвала — это километров тридцать-сорок. К тому времени в самом Цхинвале грузинских войск практически не было. Лишь отдельные группы находились на окраинах, в основном на господствующих высотах. Оттуда они продолжали обстреливать город.