Джейн Биркин - Дневник обезьянки (1957-1982)

На следующий день, oh dear [144] Зд.: Боже мой! ( англ .) ! Жесточайшее похмелье! Глаза у меня не открывались, я умирала от жажды, про свой вид даже и не говорю. К 10 часам я пошла на работу. Это был трудный день. Жан-Люк Бидо был, как всегда, обворожителен, но, господи боже мой, нельзя же быть таким перфекционистом! «Пожалуй, эту реплику надо перезаписать. Мне кажется, мой персонаж произносит ее чуть более сухо, правда?»

Домой меня отвез Франсуа Летеррье. Я спросила, оставит ли он для моей героини, Элен, мой собственный голос. Он ответил, что параллельно делает озвучку моей роли с французской актрисой и выбор сделает в последний момент. Так что не исключено, что вся эта работа впустую.

Я позвонила хозяйке «Лесного уголка» и сказала, что приеду в Ванн в 14 часов. Получила от Сержа прелестную телеграмму: «17 поцелуев. Серж». До чего мило! Я так гордилась этой телеграммой, что оставила ее на столе у Жинетт. Там она до сих пор и лежит!

31 августа

Последний день месяца. Каникулы кончились. Последняя неделя с Сержем, П.-Э. и детьми пронеслась как одно мгновенье. Не успела я вернуться, как у меня появилось чувство, что все уже позади. Да и погода испортилась. Сержа от департамента Морбиан уже мутит, и П.-Э. не терпится вернуться домой. Лондон и Париж отравили нам эту последнюю неделю.

5 сентября, в самолете

Снова лечу в Англию, на сей раз для участия в шоу Рассела Харти. Скоро посадка. Утром попрощалась с Серджо и Кейт. Она еще была в ночной рубашке. Милые мои!

У Сержа дела идут неплохо. По всей видимости, он больше не будет, как раньше, работать на износ. Сейчас он сочиняет музыку для специальной телепередачи с моим участием и пишет книгу. Вчера я обедала с Мишелем Девилем («Медведь и кукла»), и он предложил мне роль в своем новом фильме с Трентиньяном. Я в полном восторге, тем более что сценарий просто отличный. Я должна играть проститутку, которая влюбляется в героя Трентиньяна, а он влюбляется в меня. Я помогаю ему превратиться в опытного соблазнителя, после чего выхожу замуж за богача, с которым знакомлюсь в ресторане «Прюнье». В конце я, разумеется, возвращаюсь к Трентиньяну. Сцена свадьбы: я в соломенной шляпке. Последняя реплика звучит так: «Может быть, пойдем смотреть на идущие мимо поезда», и это не случайно, потому что с этой же реплики начинается фильм. Мне идея страшно нравится. Наконец-то я получу роль в духе Ширли Маклейн.

В прошлый четверг мы, к великому облегчению Сержа, покинули Бретань. Деревенская жизнь его достала. По пути остановились в каком-то снобском отеле, где нас попросили расписаться в книге почетных посетителей. Мы оставили свои автографы непосредственно под подписью президента Пом-пиду. Неплохо!

Сержу хотелось заехать на свою старую ферму в департаменте Сарта, где он жил в начале войны. Деревню мы разыскали без труда. Дома здесь построены из розоватого камня – ничего общего с тем, что мы видели в Бретани. По мере того как мы приближались к дому, Серж все заметнее нервничал. «Стой, сейчас покажется колокольня церкви!» – закричал он, и правда, мы ее увидели. Церковь располагалась на площади, рядом с кафе. Серж узнавал окрестные дома: «Сюда я бегал за конфетами!» Он довел нас до фермы, которая оказалась крошечной. Он сам поразился, до чего она маленькая. С улицы он показал мне «комнату Терезы», в которой эта самая Тереза когда-то расчесывала себе волосы, а он за ней подглядывал. Ему было тогда 12 лет, ей – 19. В доме никого не оказалось. Серж поговорил с соседкой, и та рассказала, что старик умер, его старшая дочь в больнице – ее парализовало, а муж младшей умер два месяца назад. Дом они продали два или три года тому назад. «Вы меня помните, Люлю? – спросил Серж. – Я пять лет приезжал сюда каждый год». Конечно, она его помнила. Но от знакомой Сержу семьи не осталось никого.

Какой-то мужчина подстригал живую изгородь. Как выяснилось, это новый владелец фермы. Серж тихо сказал ему: «Я бывал здесь, когда дом принадлежал такому-то». – «Может, так, – холодно ответил тот, – а может, и нет». Он не узнал Сержа и не предложил нам зайти на ферму. Мы просто заглянули в окна, и Серж сказал, что там все изменилось.

Мы вернулись на площадь и зашли в церковь. В детстве Серж перед Рождеством раскрашивал картонные фигуры ангелов, которые священник поставил по обе стороны от алтаря. Откуда ему было знать, что ангелов раскрасил еврейский мальчик, которому вскоре придется спасаться бегством?

Серж узнал кошмарного вида гипсовые статуи католических святых – Марии и Терезы – и страшно обрадовался. Священника в церкви не было. Продавщица из скобяной лавки Сержа не признала. Она сказала, что живет здесь уже пятьдесят лет, но если дети запоминают лица стариков, то старики детских лиц не помнят. Бывшая хозяйка фермы умерла. Вся их семья похоронена на местном кладбище. Остался только брат Терезы, он теперь мэр деревни.

Мы пошли его навестить. Серж сказал ему, что очень опечален тем, что все его родственники или покинули родную деревню, или переселились в мир иной. На что Жан справедливо возразил, что, будь его родители живы, им сегодня было бы по сто лет. Бедный Серж. Думаю, он пожалел, что мы сюда приехали. Мы выпили с Жаном по стаканчику. Он обращался к Сержу на ты. У него сохранился рисунок Сержа, на котором тот изобразил себя в поле с лошадьми. Они даже вспомнили, как звали старого коня, – Барашек, и расхохотались. Я сняла их на «поляроид». Мне показалось, что приятелю Сержа будет приятно получить на память снимок. Серж написал на обороте карточки: «Моему другу Жану в память о минувших временах». Я сделала еще один снимок, уже для Сержа. Жан спросил нас, успели ли мы пообедать, и мы солгали, что да. Нам не хотелось ему навязываться. Он был настроен очень дружелюбно, но нисколько с нами не сюсюкал; вообще он человек совсем не сентиментальный, на что имеет полное право. Тем не менее Серж был явно огорчен, и эта встреча заставила его в очередной раз вспомнить об умершем отце. К нашему возвращению дети были дома. Мадам Ремонд сделала генеральную уборку, и дом сиял чистотой. Мы с Сержем почувствовали себя счастливыми.

Его сестры, Лилиан и Жаклин, прятались в монастыре в Лиможе. Но ни один мужской монастырь не согласился укрыть Сержа – это было слишком рискованно. Поэтому его отправили в пансионат неподалеку от Орадура. Там ему однажды пришлось прятаться в лесу, и другие дети приносили ему еду, – прямо как в сказке про Красную Шапочку. Жаклин рассказывала мне, что эта история продолжалась всего два дня, когда кто-то донес на их родителей, и их арестовали и допрашивали, но со слов Сержа я поняла, что он провел в лесу гораздо больше времени. Он говорил, что свою желтую звезду воспринимал как звезду шерифа. Жаклин утверждала, что все они очень хорошо понимали, какая опасность им грозит, хотя, если послушать Сержа, все это было каким-то приключением, чуть ли не игрой. Позже, когда он написал «К оружию, и т. д.» и подвергся антисемитским нападкам, в нем проснулась мстительность. В сущности, все они спаслись чудом. И после этого стать мишенью злобной критики такого ультраправого писателя, как Мишель Друа? Этот человек сравнил Сержа с выхлопной трубой автомобиля, которая взрывается посреди туннеля, отравляя собственных единоверцев. Мишеля Друа – а он был членом Французской академии – обвинили в расизме. Серж впервые в жизни увидел свое имя напечатанным на второй полосе газет, в разделе «Политика». Он притворялся, что это доставляет ему удовольствие.