Кристиан «Флаке» Лоренц - Сегодня День рождения мира [Воспоминания легендарного немецкого клавишника]

С этого момента мое обучение фортепиано пошло совершенно в другом направлении. Теперь я бесчувственно долбил по клавишам какую-нибудь сонатину и был рад, если при этом не зависал с ней надолго. К сожалению, такое случалось редко. Занимаясь, я почему-то волновался по поводу того, что у меня не получится, и порой чувствовал себя по-настоящему больным. Больше всего мне хотелось лечь в постель, а еще – чтобы музыка оставила меня в покое. Кроме того, играя гаммы, я заметил, что у меня жутко потеют руки. Перед занятиями я стал обливать их одеколоном. Таким образом, сначала я начинал издавать приятный запах, а уж потом звуки. Против мнительных волнений одеколон не помогал, но мне как-то удавалось продолжать занятия.

Когда позже я стал настоящим музыкантом, понял: фортепиано группе не нужно. Возможно, пару раз оно и понадобится, в каких-нибудь балладах о любви, но в остальном прекрасно можно обойтись без него. Фортепиано для меня всегда звучало слишком скучно и просто… Поэтому я выучился еще игре и на гитаре! По крайней мере, тут можно было замечательно покуражиться. И этого было более чем достаточно. Тогда я впервые услышал о клавишниках и принял решение стать одним из них. Эти люди могли играть и на органе, и на синтезаторе. Когда группа Trio появилась на одном из концертов с синтезатором Casio, я тут же заказал себе такой же. И вот, спустя годы, оказался со своей группой в Нью-Йорке!..

Однажды я проснулся ранним утром в нашем номере и решил очень осторожно исследовать окрестности вокруг отеля. Как маленький зверек, который отважился отойти чуть дальше от своей норы, чем обычно. Я несколько раз прошел рядом с Madison Square Garden [98] Madison Square Garden , или Мэдисон-сквер-гарден – спортивный комплекс в Нью-Йорке. – Примеч. ред. , не обращая на него никакого внимания. И немудрено! Во-первых, я вообще понятия не имел, что это знаменитый спортивный комплекс и место проведения рок-концертов. Во-вторых, мне казалось, что он должен выглядеть не как здание под крышей, а как сад или парк под открытым небом, где вживую играют группы. Между гигантскими небоскребами он выглядел миниатюрной коробочкой. И это первое впечатление оказалось верным. Много позже наши рабочие жаловались, что испытывали огромные трудности, чтобы отыскать его и доставить наш багаж, когда мы там выступали. Но в день той утренней прогулки нам предстояло играть для американской публики в совсем маленьком клубе.

Мы хотели доехать туда на такси. Но таксист не знал, где этот клуб находится. Мы нарезали круги пешком, чтобы найти его, а когда достигли цели, пришли к выводу, что музыкант в Нью-Йорке ценится не выше, чем в восточном Берлине. Ни тебе костюмерной, ни напитков, ни времени для подготовки… И, конечно же, сборы никто не гарантирует. Мы тогда играли до четырех часов утра. Из-за разницы во времени меня не покидало чувство, что сейчас уже десять, а мы – после ночной попойки. Большой проблемой стал строжайший запрет зажечь в клубе даже спичку, но мы ловко обошли его, чтобы устроить огненное шоу. Тилль в горящем плаще появлялся не из-за кулис, а из запасного бокового выхода. Но это не произвело на публику впечатления. Она и без смены часовых поясов была очень вялая и, видимо, не получала от нашего выступления никакого удовольствия.

На второй концерт нам пришлось ехать в арендованном фургоне прямо в костюмах. Мы снова пребывали на сцене в течение четырех часов. Использовать открытый огонь на сцене нам запретили, причем очень жестко. Тогда мы прибегли к спецэффекту из нашего старого шоу, сопровождавшего песню Feuerräder («Огненные колеса», нем. ). Я скакал верхом на Тилле и лупил его горящей неоновой трубкой вместо дубины. Эта идея пришла мне в голову в деревенском клубе в Тюрингии, где в коридоре стоял целый ящик с неоновыми трубками. В конце песни я всегда разбивал мою «дубинку» о Тилля. Это работало замечательно! Должно было сработать и в Нью-Йорке!

Все шло четко по плану. Я покатался на Тилле и эффектно «избил» его. Он пополз на четвереньках вдоль рядов восторженных зрителей и, как бы ничего не соображая, снова вернулся на сцену. Встал передо мной, тупо ожидая удара. Теперь мне следовало разбить о него трубку. Я со всей силы замолотил неоновой трубкой по его груди, но она все не разбивалась. В Америке неоновые трубки оказались намного тверже! Я пробовал снова и снова. Тилль строил мне устрашающие рожи, потому что песня уже подходила к концу. Тогда я собрал все силы и ударил еще раз. Трубка наконец-то сломалась, при этом один осколок впился Тиллю в плечо, другой выстрелил в руку Шнайдеру. А острый конец трубки распорол Тиллю грудь до самых ребер. Другой конец раздробился в моих руках, осколок застрял глубоко в ладони. К счастью, это была последняя песня в нашей программе. Мы с Тиллем пошли в душ для персонала. Мой друг истекал кровью, как резаная свинья. Немедленно примчалась врачиха, чтобы оказать первую помощь. Но, когда она задала Тиллю вопрос, что может сделать для него, он дружелюбно ответил: «Оральный секс!» Она возмущенно оттолкнула нашего солиста и удалилась прочь. Странно, но когда мы с ним, истекая кровью, расхристанные, стояли на улице, никто из прохожих не обращал на нас ни малейшего внимания. Потрясающий город! Таким сумасшедшим я и представлял себе Нью-Йорк.

Во время исполнения Du hast («Ты имеешь», нем. ) я могу замедлить движение беговой дорожки. Эта песня чем-то похожа на нашу Satisfaction («Удовлетворение», англ. ). Она не является хитом в общепринятом понимании, ее не услышишь по радио или в телевизионных шоу.

Когда появилась Du hast, нас знала только небольшая группа посвященных. И эта песня очень нравилась большинству из них. Ее основу создал Рихард. Когда он проиграл нам главную тему, в моей голове зазвучал другой музыкальный такт риффа в прелюдии, и я был уверен: вся песня должна исполняться соответственно этому такту. Но тогда сбивался уже созданный припев, он начинал звучать слишком рано. Дело было поправимым, но группа воспротивилась тому, чтобы играть песню так, как я ее слышу. Через некоторое время мне стала понятна намеренная ритмическая навязчивость Du hast, и я стал получать удовольствие от присущих ей неоднократных повторений темы. Я бы не осмелился никогда прийти к такой идее. В этом великая сила Рихарда – он ломает стереотипы группы. Наверно, он больше всех из нас занят музыкой. Он уделяет ей даже свободное время. В его комнате находится здоровенная полка с компакт-дисками. Когда раньше в одном музыкальном магазине мы часами раздавали автографы, то имели право прихватить с собой оттуда несколько компакт-дисков. Я был непритязателен в выборе, а вот Рихард совершенно точно знал, чем он хочет пополнить свою фонотеку.