Александр Бенкендорф - Воспоминания: 1802-1825. Том I

Поляки увидели проблеск надежды: они усердно служили под знаменами Наполеона, для себя они добились, что их столица и объединение земель, собранное из провинций, которые принадлежали Пруссии, были объявлены Великим герцогством Варшавским и переданы королю Саксонии. Поляки поверили, что наступает момент восстановления их независимости; Наполеон видел в этом изменении только авангард, который он приготовил против России, новую узду для сдерживания Австрии и Пруссии и способ обогатить своих генералов, которым он щедро раздал части нового герцогства. Германия, Италия и Голландия, благодаря капризу Наполеона, по Тильзитскому миру получили право распоряжаться собой.

Граф Толстой был вызван к Императору; не смотря на нашу поспешность, мы догнали его только в Таурогене на следующий день после того, как он покинул Тильзит. После того, как граф получил приказания, мы вернулись в Белосток; я был послан в Варшаву для переговоров с маршалом Массеной об условиях принятия во владение Белостокского округа, который был передан России. Генерал Сюше с той же целью был направлен к графу Толстому, и все было договорено к общему удовлетворению.

Граф устроил замечательный праздник, на котором присутствовали новые подданные России; они, вероятно, предпочли бы стать частью Герцогства Варшавского, но могли поздравить себя с тем, что больше не принадлежат Пруссии.

Жившая в Белостоке сестра покойного польского короля, госпожа Краковская, имела довольно большой придворный штат, там собралось несколько дам из лучших фамилий. Она оказала нам очень теплый прием; но молодые польские дамы, особенно две графини Потоцкие, жившие в замке, из патриотических соображений долго даже не разговаривали с нами. Графиня Иоанна пленила меня окончательно, не будучи красавицей, своим умом и кокетливостью она заставила меня приложить все силы для того, чтобы победить её предубеждение по отношению к русским.

Одна французская дама, жившая у госпожи Краковской, пожелала поддержать мои усилия: она специально встретила нас в саду и, в конце концов, убедила графиню принять приглашение на небольшой бал, который я давал в имении недалеко от города. Затем мне было позволено пригласить их после ужина на прогулку втроем; затем — на прогулку вдвоем, наконец, патриотизм сдался, и мне не оставалось другого желания, как только продлить свое пребывание в Белостоке.

Однако пришлось покинуть графиню и следовать за графом в Петербург. Сделал это я с очень большим огорчением. По прибытии в Петербург Император объявил графу о том, что направляет его послом в Париж. Я был включен в число сопровождавших его лиц; после нескольких недель подготовки к путешествию, в конце лета мы отправились в путь.

В Мемеле мы были приняты королем и королевой, которые в этом последнем уголке своего королевства грустно ожидали, когда дорога в их столицу, заполненную французскими войсками, будет открыта; вынужденные оставаться в Мемеле, они видели, что остальная Пруссия была разграблена и унижена солдатами Наполеона. Прусская армия была сокращена до горсти людей, наиболее сильные крепости заняты французскими гарнизонами, полицейские контролировали все крупные дороги. Это состояние мира было более тягостно и более разрушительно, чем самая активная война; чувство ненависти, которое на полном основании испытывала вся Пруссия к своим завоевателям, только увеличивало претензии и несправедливости со стороны французов. Униженные пруссаки дрожали от ярости, вспоминая свои прежние победы, а французы терзали их самолюбие, напоминая о поражении под Йеной и постыдной сдаче крепостей.

На всем нашем пути мы видели только бедствия германского населения и бахвальство французов; но больше всего нас удивила флегма немцев, с которой те страдали, унижались, рассуждали о своей силе и национальном сознании. Они так спокойно и униженно спорили и прогуливались с теми же французами — предметом их ненависти, совратителями их жен и их дочерей, грабителями их имущества. Везде французские командиры встречали графа Толстого с военными почестями, демонстрировали огромное уважение и самую живую радость оттого, что мир снова объединил две самых великих нации и двух самых могущественных императоров. Мы постоянно были вынуждены делать вид, что принимаем все их любезности, и быть вежливыми, что вошло в обычай между Императорами после Тильзита; графа везде сопровождал эскорт французских кавалеристов, можно было утверждать, что вся Германия уже включена в состав империи Наполеона.

На несколько дней мы остановились во Франкфурте-на-Майне, и наш консул г-н Беттман предоставил в наше распоряжение все, что мог предложить этот богатый и густонаселенный город. Оттуда мы прибыли в Страсбург; вход в эту крепость на границе Франции произвел на нас тем более печальное впечатление, что мы не могли уже преуменьшать реальное могущество этого неприятеля и стабильность этого могущества. Над воротами, через которые мы вошли, была надпись «ворота Аустерлица», мы желали бы стереть позор этого дня, но для этого надо было мечтать о новой войне и о способах провести её должным образом.

Прекрасная Франция, по которой так любили проезжать путешественники всех времен, вызывала только раздражение нашего самолюбия, столь сильно оскорбленного ввиду наших границ. Все вокруг подчеркивало нам славу французской армии, в Люневиле мы встретили несколько тысяч наших пленных; в Нанси — толпу прусских генералов и офицеров, с которыми обращались с самой отвратительной жестокостью и презрением. Казалось, в этом государстве их ссора становилась нашей, а наши мстительные чувства должны были соединиться. Прибыв в Париж, мы остановились в большом отеле «Бательер».

Император Наполеон находился в Фонтенбло; как только ему сообщили о прибытии посла, он позвал приехать к нему, нам сообщили, что мы все будем там представлены с подобающими случаю церемониями. Чтобы увеличить пышный и блестящий двор счастливого Наполеона, приехали король Вестфалии Жером, принцесса Вюртембергская, королева Голландии, принц Мюрат, принцесса Каролина и княгиня Боргезе, а также главные вельможи империи, многочисленные маршалы, все иностранные послы и некоторое число мелких германских князей.

П.А. Толстой.

Посол и его свита были доставлены во дворец в парадных придворных каретах, предшествуемые церемониймейстерами; графа Толстого пригласили в кабинет императора, мы были ему представлены после его возвращения с мессы.

Все великолепие, окружавшее этого узурпатора трона Генриха IV и Людовика XIV, свидетельствовало о пышности и надменности, но в то же время и об ужасе, который он внушал; он один держался просто и имел тот вид спокойствия и уверенности, который, казалось, покинул всех остальных; он резко обратился к нам солдатским тоном, который контрастировал с подчеркнутой вежливостью его окружения, задал нам несколько вопросов о нашей службе, поинтересовался, в каких кампаниях я участвовал, и пожелал нам много здоровья и сил для того, чтобы насладиться всеми удовольствиями Парижа.