Александр Бенкендорф - Воспоминания: 1802-1825. Том I

После этого турки начали отступать и вернулись в свой лагерь в Кадыкиой. От пленных мы знали, что это наступление было не более, как усиленной разведкой, которую предпринял визирь со своей отборной кавалерией. На следующий день вся наша армия численностью в 17–18 тысяч человек заняла позицию позади нашего предыдущего лагеря и построилась в две линии каре, 5 каре в первой линии, 4 каре во второй. Вся кавалерия выстроилась по всему фронту в третью линию позади каре, казаки заняли позицию на флангах кавалерии.

22 июня к 9 часам утра нами был замечен неприятель, все полки построились в боевые порядки. Сражение началось столкновением фланкеров, которые стремительно наступали почти до самых штыков наших каре, в это время заговорила многочисленная турецкая артиллерия. Артиллерийская перестрелка с обеих сторон была смертоносной, особенно в центре позиции; небольшая кавалерийская атака угрожала нашему правому флангу, как вдруг огромная масса конницы под сотней знамен с быстротою молнии и невероятной яростью бросилась сквозь две наши линии каре. Не обращая внимания на перекрестный огонь, направленный на нее со всех сторон, она обрушилась на левый фланг нашей кавалерийской линии и развеяла его в пыль. Два казачьих, один драгунский и один гусарский полки исчезли. Сумятица и беспорядок были таковы, что невозможно было больше ничего различить. Большие клубы дыма и пыли увеличивали опасность, и в какой-то момент главнокомандующий решил, что турки проникли к нам в тыл. Чугуевский полк, которым я командовал, не пострадал в этой атаке, прорвавшийся неприятель прошел стороной, преследуя бегущих кавалеристов. Мы развернулись и бросились в атаку. Это наступательное движение в тыл туркам остановило их порыв, наши беглецы остановились, и бой принял равный характер. Лошади турок устали от предпринятой ими внезапной атаки и не могли больше поддерживать пыл своих всадников. Турки в свою очередь поддались и начали искать возможность вернуться садами к своей армии. Горячо преследуемые, они потеряли недавно захваченные у нас орудия полевой артиллерии и большую часть своих знамен.

Мало-помалу наша линия кавалерии собралась вновь, и эта яростная атака турок не имела другого результата кроме многочисленных потерь с обеих сторон. Если бы это наступление удалось полностью, то сражение было бы нами проиграно, и мы рисковали быть отрезанными от Рущука.

Жаркая канонада продолжалась, вырывая из рядов нашей пехоты значительное число солдат. Как только наши каре двинулись вперед, неприятельский обстрел уменьшился. Турки поддались, и мы заняли их позицию. Во время боя они энергично рыли ров, и мы потеряли большую часть инструментов, которые они там использовали.

Турки отступали до Кадыкиоя, мы преследовали их несколько верст и с наступлением темноты вернулись, чтобы занять исходную позицию. В этот день силы неприятеля превышали 70 тысяч человек, его кавалерия показала пример доблести. Наши потери были значительны, и мы должны были быть удовлетворены одержанной победой. Главнокомандующий милостиво выразил удовлетворение моими действиями, все офицеры Чугуевского полка получили знаки отличия за этот бой, я был награжден орденом Святого Георгия.

Весь следующий день мы занимались погребением убитых и устройством на нашем левом фланге редута с целью избежать опасных последствий для нашей позиции, которые могла бы иметь следующая кавалерийская атака противника, подобная той, которая произошла 22-го числа. 24 июня прошло спокойно, и мы рассчитывали, что вместо отдыха пойдем вперед, как вдруг в полночь был получен приказ отступать и перейти по мосту на другой берег Дуная. Мы не могли понять причин этого попятного движения. Произошедшее сражение показало то превосходство, которое давала нам дисциплина перед многочисленностью врагов. Все понимали, что наше отступление придаст неприятелю храбрости и произведет самое плохое впечатление на наших солдат и вообще в Европе.

Первой по мосту прошла кавалерия, затем артиллерия и пехота. Одна дивизия осталась на крепостных валах, а отряд под командованием графа Воронцова расположился вне крепости, со стороны магазина, с тем, чтобы помешать неприятелю использовать это место для разрушения моста.

С другого берега реки были вывезены турецкие пушки большого калибра, которые располагались в крепости, из города были эвакуированы все жители, которые в суматохе и по мере сил стремились вывезти свои вещи и предметы мебели. Мост был заполнен повозками, скотом, страдающими больными, женщинами и детьми, которые беспорядочно бросали дома своих предков и не знали, где им искать укрытие.

Между тем, было приказано собирать солому и деготь, ими заполняли жилища и лавки для того, чтобы этой ночью сжечь Рущук.

Тем временем, с восходом солнца турки двинулись вперед и, не найдя наших аванпостов, обнаружили отступление нашей армии. Преисполненные алчности, они прибыли к городу и начали забрасывать его ядрами и гранатами, что только увеличило царивший там беспорядок.

Вечером, когда в лагере заиграли сигнал к отступлению, полевые пушки, оставленные ранее на валах крепости, стали переправляться по мосту, и под вражеским обстрелом оказался каждый уголок города. Это зрелище было самым впечатляющим и устрашающим из всех, которые только можно было видеть. Я наблюдал его с высот укреплений Журжи.

Огонь неприятельской артиллерии, занимавшей все возвышенности, был виден сквозь сильное пламя, охватившее город на всем его немалом протяжении. Наша пехота находилась на валах, и ее ружейная пальба обозначала их очертания, турки заняли сады и виноградники, отблески выстрелов оттуда освещали окрестности.

Весь лагерь нашей армии, расположенный на левом берегу реки, был освещен этим пламенем. Неяркие огни лагеря и костры, зажженные убежавшими жителями города, были поглощены этим сильным свечением. Луна бросала свой бледный свет на эту яркую сцену, а удивленный Дунай отражал все огни и усиливал впечатление от зрелища. После переправы нашей оставшейся пехоты на другой берег мост был разрушен, и боевые действия прекратились.

Вся главная квартира расположилась в Журже. Армия встала лагерем на некотором расстоянии от этого небольшого города, поднявшись вверх по берегу Дуная на огромную равнину, где было всего несколько жилых домов. Турецкий лагерь расположился по обеим сторонам Рущука на высотах, господствующих над Дунаем. На протяжении нескольких недель стороны довольствовались только сигнальными выстрелами из пушек, производимыми по утрам и вечерам. Журжа ожила с появлением там нескольких дам и с открытием лавок, но невыносимая жара утомляла наших солдат, количество больных в лагере росло.