Александр Бенкендорф - Воспоминания: 1802-1825. Том I

Генерал Кутузов с триумфом вернулся в Бухарест, где праздники и увеселения сменили тяготы и опасности войны.

После нескольких недель пребывания в главной квартире я направился в Петербург. Судьба привела меня за кулисы. Я не мог покинуть этот французский театр, который уже доставил мне столько удовольствий и огорчений, и чтобы перепробовать все жанры, я обратился к королеве оперы. Мадам Филисса прекрасно играла и пела самым соблазнительным голосом, она обладала живостью и прекрасной фигурой. Мои связи с трагедией, а затем с комедией, не позволили мне раньше обратить к ней свои стремления. Её суровая преданность своему мужу и его ревность не позволили мне следовать своим влечениям, но любовь побеждает любые рациональные доводы, и я мечтал только о том, чтобы утвердиться в доме Филиссы. Я стал другом мужа, сестры, братьев и кончил тем, что более не покидал это общество, которое с каждым днем притягивало меня все больше и больше.

Филисса была слишком умна, чтобы не заметить цели моего усердия. Но, находясь под суровым контролем и любя своего мужа, она очень нескоро и с большими оговорками позволила мне сказать ей о своей страсти. Она удвоила количество знаков дружеского расположения, не позволяя мне надеяться на большее.

Целыми днями мы были рядом, и моя любовь росла. Казалось, она опасалась довериться человеку, который бросался от одного приключения к другому, и, возможно, присоединил к своей любовной переписке и те письма, которые она могла бы ему написать. Я поспешил принести ее сестре подборку таких писем и сжег их все; я отдал ей также все портреты и подарки, которые получал. Такое доверие тронуло Филиссу, и в тот же вечер в театре, во время ее одевания перед выходом на сцену, когда я с горячностью рассказывал ей о своих чувствах и огорчениях, я услышал в ответ, что она тоже меня любит, и что я со своего места в зрительном зале должен следить за ее взглядами, так как она посмотрит только на того, кого любит.

Полный беспокойства, я занял свое место и более, чем когда-либо внимательно следил за ее прекрасным лицом все то время, пока она была на сцене. Я изучал, опасался и надеялся; я не увидел, чтобы она посмотрела на кого-нибудь, только, уходя со сцены, она бросила на меня свой взгляд, полный доброты.

После окончания спектакля, полный беспокойства и ревности, я бросился в ее ложу и спросил, на кого же она смотрела. С той прекрасной наивностью, которая была для нее характерна, она ответила, что это был я, и наполнила меня радостью. Нам осталось только найти способ видеться, это было самое трудное. Мы искали этот способ, когда Корсиканец объявил войну. Я был оторван от мира прекрасных грез и покинул Петербург, чтобы оказаться в Вильне до приезда Императора.

Надо было расставаться. Мы обещали писать друг другу и поддерживали переписку почти год. Мой товарищ граф Браницкий был возлюбленным сестры Филиссы мадам Бертен, они жили вместе, и их расставание только усилило печаль нашего прощания.

Император не замедлил последовать за нами, и вся императорская семья собралась в Вильно. Гвардия покинула Петербург, и вся собиравшаяся со всех сторон армия приблизилась к границам.

Наполеон собрал под свои деспотичные знамена войска различных наций: подданных своей Империи и покоренных ею стран. Когда он был в Дрездене, ему подчинилась Австрия, побежденная Пруссия вооружалась в его поддержку, все князья Рейнской конфедерации, Италия, Голландия и Испания посылали своих солдат к нашим границам. А в Вильно еще сомневались, будет ли война.

Поляки даже на глазах Императора не скрывали своих надежд и желали нам поражения. На хвастовство этой нации, всегда исполненной заблуждения и злоупотребляющей милосердием, Император отвечал только своей ангельской добротой и тем спокойствием, которое не могло быть ничем нарушено.

Под предлогом переговоров Наполеон направил генерала Нарбонна осмотреть нашу главную квартиру. Он всем понравился своими обходительными манерами и любезной рассудительностью. Однажды, находясь в зале, где собиралась свита Императора, он поинтересовался фамилиями некоторых находившихся там людей. Ему их назвали и заметили, что многие из перечисленных обладают доходом не в одну сотню тысяч рублей. Вот, сказали ему, люди, которые, по мнению Вашего императора, были куплены за английское золото.

После его возвращения в главную квартиру Наполеона, господину Нарбонну часто задавали вопрос о том, какое настроение царило при дворе Императора Александра. Он отвечал французским генералам, что увидел только настоящий патриотизм без хвастовства и спокойствие, написанное на лице Императора и всей армии.

Во время ожидания в Вильно происходили балы и праздники, и наше длительное пребывание в этом городе более походило на приятное путешествие, чем на приготовления в войне.

Тем временем, Наполеон приблизился со стороны Немана, наши части тоже сосредоточились. Наша главная армия под командованием генерал-аншефа Барклая де Толли могла собраться в окрестностях Вильны, вторая армия под командованием князя Багратиона находилась в Волыни и могла двинуться в самый центр Герцогства Варшавского.

Еще один корпус под командованием графа Витгенштейна стоял в Шавлях и прикрывал Ливонию.

Первоначальный план кампании был разработан генералом Фулем, он состоял в том, чтобы не объединять армии генерала Барклая и князя Багратиона. Предлагалось передвигать армии, как фигуры на шахматной доске, одна выдвигалась вперед, вторая отступала назад с тем, чтобы нейтрализовать продвижение Наполеона. Но при этом забывалось, что мы могли выставить только 150 тысяч человек против самого предприимчивого полководца, который обрушился на нас во главе 450 тысяч человек. Это означало, что он располагал нужными силами, даже с излишком, для того, чтобы разбить обе наши армии одновременно. Мы еще гадали, обсуждали способ действий, ставили под сомнение неизбежность войны, когда Наполеон появился на берегах Немана и когда Император Александр своим решительным и исполненным веры манифестом возвестил о своем решении сражаться и защитить нацию.

Подобно Ксерксу, Наполеон поднялся на гору близ Ковно и различил у своих ног всю эту огромную армию. Увиденная им территория России усилила его нетерпение и он, поприветствовав с энтузиазмом эту огромную массу солдат, бросился в сражения 1812 года, в конце которых от гигантской армии не осталось ничего, кроме кровавого следа.

Известие об этом переходе через Неман заставило отступить все наши войска, наблюдавшие за рекой, в Вильне были сделаны все необходимые приготовления.

Отъезд из Вильны императорской ставки, всех военных и гражданских чиновников со своими семьями, толпы горожан, которые по разным причинам следовали за нами, вызвал настоящую суматоху.