Алексей Шерстобитов - И киллеру за державу обидно

Вид варварства вместо испуга породил агрессию невероятной мощности. Попадись сейчас ей на глаза совершившие это нелюди, пленных бы не осталось!..

Подобных случаев на Ваганьковском не было. Недолго думая, она набрала номер телефона Смольникова, который примчался с группой через пятнадцать минут. Все описав, сделав фото, Иван Иванович, не долго думая, решил рвануть в офис к Ческису, и чуть позже был уже с «докладом» у вдовы дома, озабоченно вертя диктофон с записью беседы с финансистом.

Ческис не на шутку перепугался неожиданному появлению, от всего отнекиваясь, уверял, что вдова зря их побеспокоила, мол, уж починить-то оградку он может ей помочь…

Тем и кончился этот инцидент, отслоившись тоненькой неприятной прослойкой между множеством и более серьезных остальных…

После гибели Тимура от вдовы многие шарахались, как от чумы. Никому не хотелось постоянно слушать о ее муже, их жизни, разделять ненависть к Ческису, утешать, а не дай Бог, и помогать материально. Действительно, она нуждалась, но в единственном — помощи в отмщении.

Именно местью, а не восстановлением справедливости пылало ее сердце! Ни генеральные конструкторы, представляющие в воображении свои катящиеся голов по асфальту, ни генералы, пасующие перед бритоголовыми парнями в кожаных куртках, ни тем более низшие чины, боящиеся потерять работу, что было равносильно голодной смерти, не были в состоянии рассказать, как просила Надя, хотя бы о своих гонорарах «в конвертах». Своя рубашка и тарелка ближе к телу. Будь она на их месте, и она бы сделала то же самое, но почему об этом не хотелось думать.

Глядя на Хлебникову, улыбаясь в глаза, они думали: сейчас она перебесится, успокоится, и все затихнет, как и должно быть на поверхности замечательного, родного болота. А пока можно, скажем, вручить Почетную грамоту (посмертно) её выдающемуся супругу за такой же выдающийся вклад в развитие российского военного авиапрома… Пусть будет так, пусть за это моментами бывает стыдно, зато мы умные и главное — такие живые, будем продолжать получать свою часть пирога, поднимая тосты и нося цветочки на могилу этого прекрасного человека…

Полгода прошло в безуспешных попытках заставить говорить «друзей», пока вдруг на одном из банкетов, когда в очередной раз кто-то вещал с поднятой рюмкой о мужестве и неординарности, она обнаружила в своей косметичке, записанные на клочке салфетки, цифры. В памяти тут же всплыли обстоятельства появления этой надписи и имя Олег.

Молнией догадка врезалась в мозг: этим каналом она еще не пользовалась, нужно попробовать, вдруг что-то получится. Позвонив другу молодости, напрямую сказала, что ей нужна помощь. Через несколько часов они сидели за одним столиком в кафе на Старом Арбате.

Разговор выходил сухим, без раскланиваний и взаимных реверансов, обоих интересовало только дело:

— Чем я могу тебе помочь?

— Олег… Я знаю, что прошу невозможного. Но о «возможном» я не стала бы и просить… Прежде, чем изложить свой план, я должна понимать твои возможности. Где ты работаешь?

— Пусть будет… служба безопасности… работающая за рубежом…

— Гм… Идет. Значит так. Мне нужно организовать встречу с представителями американской, израильской или французской разведки.

— Еще раз… — Она повторила. Немного помолчав, видимо взвешивая, стоит продолжать или нет, и, взвесив все, разведчик все же поинтересовался:

— Ты хорошо подумала?

— Да.

— Тема встречи?

— Хочу сдать секретные данные по военному проекту, который разрабатывался последние годы совместно с «АРМСКОР» — военно-воздушным ведомством ЮАР, в условиях эмбарго.

— Твоя цель?

— Тимура убили из-за денег. Я хочу перекрыть всем источник получения этих денег… все равно стране ничего не достанется…

— Объясни.

— Военно-воздушный парк ЮАР «обут» «Миражами». Но «лягушатники» (французы) не оказывают гарантийного обслуживания, не поставляют запчасти, пока у власти Де Клерк, так как ЮАР в режиме апартеида попал под международное эмбарго. Сейчас к власти придет Правительство Народного Единства Нельсона Манделы и рынок ЮАР будет открыт. Я хочу, чтобы Россию убрали с этого рынка. Я готова передать все параметры по проекту на Запад (технические характеристики, финансовые и временные условия договора), чтобы официальное предложение со стороны Запада выглядело заманчивее, чем русское.

— Ты уверена? Надь, но это в принципе измена Родине… — Он понимал, что всегда есть интересы действительно Родины, а не кучки людей, жаждущих наживы за счет разработок произведенных прежним государством. Находясь примерно в теме подобных афер, офицер прекрасно понимал, что основные средства пойдут в личные карманы и лишь мизерная часть на поддержание ВВП. Секреты уже давно проданы, а то, что предполагали конструкторы и руководители заводов, были только их мысли, но как только проект дойдет до промышленных масштабов, на него «наложат руки» совершенно другие люди. Вся польза будет состоять в «поддержании штанов» персонала непосредственно работающего на проект.

Надо признать, что в условиях того кризиса это было совсем не мало, но в любое время существуют интересы поважнее просто сытого существования нескольких десятков человек, скажем, это может стать важным козырем при обсуждении сохранения мирных договоренностей на карте Европы, которые в то время сильно пошатнулись благодаря проводимой политике не столько президентом, сколько его ближайшим окружением.

Он знал, что такие козырные карты в рукавах политиков всегда в ограниченных количествах, и решил рискнуть, хотя бы разобраться, есть ли в этом смысл. Надя продолжала:

— Мне по барабану. Если правительство Ельцина не может защитить жизнь своих граждан, не может наказать убийц, то почему меня должны «парить» их интересы?! Ты поможешь? Или я пошла.

— Я подумаю. Я с тобой свяжусь. Пока только не дергайся никуда. Не дай Бог, в «цвет влетишь»…

Представьте себе самку, потерявшую своего самца. Теперь она должна занять самый низ иерархии, ее дети, скорее всего, погибнут, ненависть к убившим защитника зашкаливает и благодаря посттравматическому синдрому разовьется в маниакальную навязчивость. Люди, хоть и разумные существа, но поступающие разумно не так часто, как хотелось бы! Другие самцы, опасаясь убийц, падают ниц перед подлым хищником, нанесшим удар из-за спины. Одним движением, да пожалуй, желанием, можно перебить хребет, напугавшему их, но они предпочитают закабалить свою волю, поменяв ее на доход с комфортом, на другие обоснования, лихо выстраиваемые мозгом приспособленца. Стыд поглаживает изворотливый ум, выдумывающий любые оправдания, звучащие помпезно и громко. Но ей-то до этого что?! Она не в состоянии думать сейчас о других, ведь и о своих детях она помнит только благодаря рефлексам, а не чувствам.