Алексей Шерстобитов - И киллеру за державу обидно

Он прожил дольше всех, отправленный на самый север. Но и его настигло «карающее око» старых «законников» (воров в законе) — его нашли, незадолго до моего задержания, повешенным на «решке» (оконной решетке) в транзитной камере тульского «централа»… Жесткий мир с жесткими правилами, с узкими путями, скрытый для непосвященных, овеянный больше надуманной романтикой, чем и притягателен для несведущих…

Большинство курганской братвы после смерти «Валерьяна» от рук соединенной команды «орехово-медведковско-одинцовских», как правильнее было бы называть ту структуру, которую мы из себя представляли, попали за решетку.

Именно с этих арестов произведенных тем же Дмитрием Баженовым и началась эпопея, в конечном итоге приведшая к фиаско эту «Триаду», упоминание о которой будоражит умы людей по сей день. Но это будет в 1997 году. Справедливости ради замечу, что не будь этой работы Баженова, показаний Колегова, некоторых его подчиненных, последовавших за этим арестов и вновь показаний, которые легли фундаментом для показаний Грибкова, о котором уже шла речь, у А.Трушкина и его команды, не было бы тех оснований заниматься «Триадой», поскольку один Грибков мало, что значил…

Начиная с января, я уже имел достаточный массив информации, частично передаваемый в МУР и РУОП. Подготовка к удару закончилась к 31 числу того же месяца — это был день смерти Солоника. За два дня до этого был задержан Колегов Андрей, и в течении нескольких суток с курганскими было покончено совершенно! Основных добивали в камерах, по «малявам с воли». До сих пор никто не может понять, каким образом это получилось, хлопают в ладоши выполнившим поставленную задачу милиционерам, совершенно не оценивая ни масштаба, ни быстроты проведенной операции, задуманной и осуществленной самим криминалом, где основную руководящую роль сыграл Буторин Сергей — «Ося».

Готовилась она несколько месяцев, собранная информация стекалась в одно место. Необходимо было учесть многие факторы и интересы «ореховских», «медведковских», «коптевских», «бауманских», «одинцовских», даже тех же «курганских», правда, другой ветки, не имеющей отношения к «колеговской». В заключении, когда МУР рвал и метал в предвкушении мгновенной победы над целой бригадой киллеров, не имеющих ничего общего с «человеческим», «благородным», «порядочным», на Петровку 38 невзрачный человек, выполняющий просьбу Сергея Зимина («Зема»), отвез тетрадку с четырнадцатью адресами, где были указаны: имена, фамилии, отношение к конкретным преступлениям, подчиненность и далее самый рациональный порядок ареста, соблюдение которого позволит заключить под стражу максимальное большинство преступников, поскольку у них существовал метод оповещения об опасности.

Всех сразу накрыть не удалось, но большая часть оказалась в сетях. Никогда Россия не видела более успешной операции, никогда не было более подготовленной и более теневой. При этом те, кто мог что-то рассказать о «Триаде», погибли почти сразу, остальные, брошенные на алтарь жертвенника, говорили в основном об уже упокоившихся. Исключение составил сам Колегов, до него не получилось дотянуться. Мне передавали только копии его посланий на волю — «маляв», которые лишь злили «руководство», в душе я радовался, что имел ко всему этому непосредственное отношение не в виде ликвидатора, но основного добытчика сведений, аналитика и разработчика некоторой части планов в отношении Колегова и передачи тела Солоника [78] Здесь есть два нюанса. Первый. Когда-то, проживая с Сашей на одной вилле, мы заключили договоренность в случае противостояния наших бригад сделать все возможное для захоронения наших тел родственниками, что я и сделал. Второе — при большом желании «Оси» избавиться от тела навсегда, я имел задачу обеспечить доказательство смерти Солоника, которую так же выполнил. . Это не пустые слова, поскольку в составленных мною списках имелись адреса не только в Греции, но Испании, России, Италии…

Если меня спросят: «Горжусь ли я чем-то содеянным в 90-е», я укажу именно на эту «операцию», начало которой было положено летом 1995 года, на встрече тогда еще с полковником РУОП Андреем Саратовым, первым российским гражданином осматривающим через полгода труп Солоника в предместье Афин — Варрибоби…

Это лето стало одним из самых насыщенных по собранным фактам, имеющим касательство к рассматриваемым нами. Невозможно теперь сказать, какое событие было впереди, какое следовало после, да и не столько важно точно соблюдать эту последовательность. Почти одновременно с поездкой Надежды на завод имени Климова, на острове Кипр, стечением обстоятельств, совершенно неожиданно встретились друг Тимура Василий Безъязычнов и неудачливый финансист Дмитрий Ческис, изо всех сил пытающийся «закрыть» рот этой же женщине.

Краткая беседа, состоявшаяся между мужчинами, со стороны финансиста выглядевшая как попытка убедить близкого к семье Хлебникова человека в необходимости остановить вдову в ее якобы неадекватных порывах, мол, они вместе, как друзья, должны уговорить Надежду прекратить «копать», чем создается угроза проекту «Супер Мираж», что может быть опасно при таких денежных оборотах и интересах государственных структур. На что собеседник, не лукавя, ответил:

— Она — жена. Хотел бы я, случись что, чтобы за меня так моя копала! Все, что считаю нужным, на правах друга, я ей уже сказал. А «денежные обороты»… Не удивлюсь, если Надя будет единственным человеком, кто сумеет с этого проекта хоть что-то получить… «Опасность»? Роет могилу, хочешь сказать? Не исключено. Вопрос — кому?!.. — Этот разговор Безъязычнов пересказал слово в слово вдове по возвращении в Москву в апреле…

Следующим, на мой взгляд, произошло событие, ставшее не просто вехой, но той отправной точкой, опираясь на которую Надя смогла добиться своего. Скорее всего, она и не предполагала последствий, поскольку все ее планы строятся без учетов последствий каждого шага, прорываясь в любом уступающем её напору направлении, выбирая это интуитивно…

Прежде, чем продолжить, я прошу читателя вспомнить её встречу с другом молодости, произошедшую в кафе на Старом Арбате, закончившуюся фразой Олега:

— Я подумаю и с тобой свяжусь. Пока только не дергайся никуда. Не дай Бог, в «цвет влетишь»…

Стояла жара, настроения никакого, глядевший с портрета Тимур давно молчал, хотя свеча не тухла, цветы в вазочке рядом не успевали вянуть, а слова Нади только увеличивались в своей эмоциональности. Она вздрогнула от телефонного звонка. Как всегда, звонивший Олег, был краток и быстр:

— Здравствуй!

— Привет, Олег!..

— У тебя заграничный паспорт есть?