Алексей Шерстобитов - И киллеру за державу обидно

Вспомним то самое письмо в желтом конверте, что оставил вместе с контрактом между юаровским аналогом «РОСВООРУЖЕНИЯ» — «АРМСКОР» и «МАРВОЛ ГАННОВЕР», Тимур. Именно в этом конверте были указаны настоящие цифры, которые следовало потратить Волошину на проект «СУПЕР МИРАЖ». Они были подтерты, но экспертиза подтвердила: сумма контракта означала СОРОК ДВА миллиона долларов. На деле Марк Семенович перевел меньше десяти! И чего это стоило Хлебникову, выбивавшему каждый транш почти с кровью! Теперь понятно, сколько Волошин собирался откусить от предполагаемых четырех миллиардов за переоборудование всех «Миражей» стран Африканского континента — три миллиарда долларов.

Так что же мы получаем? Марк Волошин, в общей сложности, «заработал», впрочем, не чище, чем зарабатывали «медведковские», «ореховские», «одинцовские», да хоть «какосовские», 70 000 000 на нелегальной продаже не только одиннадцати, еще не адаптированных к «Миражам» двигателей, четырнадцати секретных ракет (кстати, еще к ним шла засекреченная техника, способная анализировать и проверять боевое состояние оружия — несколько комплектов), в обход и заводов, и государства, плюс еще тридцать на экономии на нашей рабочей силе и нетребовательной гениальности российских ученых. Всего сто миллионов, в то время как России перепало десять плюс десять, из которых, кое-что упер еще и Ческис! Воистину «благодетель», как называли этого замечательного стоматолога, пролечившего Россию, некоторые люди, оправдывая тем, что он привез для развития и поддержания тогдашнего ВПК миллионы, а по мне так просто вез и не довез. И да рассудит всех Господь!..

Бандиты тоже люди, и кушать очень хотят, причем, за свое могут съесть целиком, не жуя и самого должника. Задолжать им просто — нужно только посмотреть в их сторону. Ческис не только взглянул, он летел, думая, что его несет ветер удачи и достатка…

Очередной порыв занес его на дачу покойного Гусятинского, где Пылев приготовил расправу над несчастным рядовым членом «профсоюза» Пироговым. Почти на глазах гостя, молодого человека в восторженной истерии забил почти до смерти «Булочник», а полумертвого заставили додушить друга детства пострадавшего, думаю, не стоит его здесь называть. Дмитрий Семенович понял, что сей кровавый спектакль имеет к нему непосредственной отношение, как предупреждение, и он вполне может стать следующим, если ничего не сможет объяснить на тему: «Где деньги, Зин?!».

В течении получаса у него пытались получить ответ, финансист, находящийся в полуобмороке, дошел до сердечного приступа. Его еле откачали, было видно, что боялся он уже сам себя, но объяснить ничего не смог, зато указать на источник угрожающей опасности, очень даже. Уважаемый читатель наверняка догадался, что этим ужасом, теперь постоянно живущим и угрожающим в его сознании, была никто иная, как вдова…

Это было то время, все тот же год. В истерии, «оставшиеся» без денег и субсидий «марволята» рвали, что могли и откуда могли. Волошин и компания, боясь появиться в России, сопротивлялись из-за рубежа. Оставшиеся здесь, теперь стоящие в оппозиции, писали письма с одной лишь надеждой — выжать из Марка деньги, он же и его люди писали в отместку заявления в ФСБ, МВД, куда угодно, требуя и жалуясь, с другой целью — хоть как-то навредить. Друг друга увольняли, вычеркивали, обвиняли. Появились даже бумаги о создании преступного сообщества в составе Ческиса, Галушко, Головина, что в общем-то не так далеко от правды, с учетом того, что таковое было с обеих сторон, то есть и Волошин с Зинченко, а третье — где-то между, пытающееся ухватить тоже свой кусок от обоих…

Очень часто человек, проходящий сквозь такие испытания, неожиданно предстает пред очень ясным ощущением Господа. Нельзя сказать, что он видел — это невозможно, так же, как ошибиться в своих ощущениях.

Они сами заговаривают об этом, сначала скромно, словно по касательной, потом ближе к волнующей теме, в конце концов, постепенно замечаешь, что оба охвачены одним и тем же оставшимся в памяти довольно четким воспоминанием. Такое навсегда очень подробно остается оттиском, довольно офизиченным, связанным с духовной составляющей, обязательно служащим тем связывающим мостиком, что позволяет мысли проследовать в неведомое и возвратиться уже оформившейся частичкой веры, с которой преодолеваешь любое испытание, улыбаясь этой милости.

Господи! Может быть, говоря о Тебе с другими, или в моменты написания подобных строк и текстов, я и молюсь по-настоящему, складывая во фразы слова, запавшие в самое сердце. «Где двое говорят обо Мне, там и Я между ними» — сказал Господь. Читая сейчас написанное, ты, читатель, вторишь моему обращению, так может быть, сейчас мы и есть эти двое, обращающиеся к Создателю?!..

Зачем Господь хранит человека? Почему лезущего на «рожон», понимающего, к чему это приведет, проводит Бог узкими тропами, не только оставляя его живым, но и вполне здоровым психически, в то время как другим попускает погибнуть от одного беспричинного страха? На то воля Его!

Он забрал Тимура, но хранил и хранит вдову, как своё любимое чадо, позволяя то сходить с ума, то возвращая рассудок, Он терпеливо слушал ее стенания с требованиями наказать убийц, с любовью слышал, но откликался на просьбы помочь найти и убить по-Своему, и только в Свое время. Расставляя знаки на ее стезе, Он напоминал, что всегда рядом, убеждая, что, несмотря на все, придет время!

Что Он предпринимал с другой стороной? Чем пытался остановить Ческиса, Пылева, и посылаемых ими? Я уверен, зная по себе, что Господь не забывает и так же любит подобных нам, но мы слепые и глухие, верно идем к переполнению своей меры зла, и вот тут, последний раз Бог предупреждает, ставя преграду раз и навсегда: кому неизлечимую болезнь, кому новую жизнь, кому пожизненное заключение, кому долгожданное отмщение. Но что же мы, люди? Как каждый из нас воспринимает произошедшее? А мы видим в этом, в большинстве своем: незаслуженные беды, слишком маленький шанс, недостаточную сатисфакцию, виним кого угодно, только не себя, и лишь в одиночестве, очень редко, говорим, как бы оправдываясь перед самим собой: «Да, я заслужил, и теперь я должен сделать единственно возможное полезное для спасения своей души» — говорим и сразу забываем…

Это был 1997 год, зима. Возвращаясь вечером, около девяти часов, домой Надя, совершенно вымотавшаяся за день, подошла к лифту и вызвала кабину на первый этаж. Сзади подошел молодой человек в вязанной шапочке. Пролетела мысль, не объятая страхом, а напротив, успокаивающая, мол, слава Богу!