Алексей Шерстобитов - И киллеру за державу обидно

Федеральный судья Усов, когда шло совещание присяжных по вердикту, мне сказал:

— Вы можете гордиться! Этот маньяк весь суд что-то рассматривал, или делал вид, что спал. А вот когда Вы говорили — даже смог оторвать голову и внимательно смотрел и слушал… Не самый приятный комплимент из тех, что я слышала в свой адрес! Потом я попросила Тоха Ивановича, доброго дядечку — адвоката, крупного такого, сесть так перед аквариумом, чтобы, когда меня поднимают, Тох от меня загораживал Пустовалова… мы сидели слишком близко — не хотела ощущать его взгляд — просто было неприятно, когда страх уже пропал.

Федеральный судья Владимир Усов…

Еще меня поразил… РОСТ! Грозная банда, на них в «нашем» суде несколько десятков убийств, а среди них такие шибздики: Пылев, Пустовалов, Кондратьев — мне в лучшем случае по ухо! Другое дело Толстиков, Филиппов, Гусев, Грибков, Туркин…

Саша Федин. Человеческий взгляд. Умный. Видно, что взвинчен. Воспринимал все происходящее как заслуженное. Вел себя с необыкновенным достоинством — не сломленный отнюдь. Готовый отвечать за все, что сделал. Попросил прощение у присутствующих. Просил назначить ему любое наказание, не просил о снисхождении.

Однажды Саша сцепился через стенки аквариума с Андреем Гусевым и Олегом Пылевым. Это получилось во время, когда суд допрашивал меня. Пылев что-то в очередной раз мне тявкнул в спину (я стояла у кафедры лицом к присяжным и судье, спиной к «аквариуму» Пылева, буквально метрах в трех). Федин его попытался заткнуть. Начался ор страшный! Пылев его обозвал трусом и подонком. Саша ответил:

— Да мы тут все подонки! Ты один только не хочешь это признать!

Потом Пылеву и Гусеву стало резко плохо с нервами — слабенькими оказались. Адвокаты попросили перерыв. Судья дал час привести в порядок их утонченную нервную структуру. Я поскакала курить, воспользовавшись передышкой. Допрос продолжался уже часа четыре. В курилке адвокат Гусева попросила, у кого есть, дать успокоительное. У меня одной оказалось — валокордин и нашатырь. Я им периодически приводила себя в чувство. Я ей дала и честно-пречестно сказала, что ничего не доливала… типа яда…

Александр Федин — «Хулиган». Фотография из книги «Ликвидатор»

Федин во время изворотливых словесных пассов Миндлина (адвокат Махалина Сергея) ему крикнул:

— Да Вы рядом с нами должны сидеть, Вадим Самуилович! Вы не меньше бандит, чем все мы!

Федин один не был подавлен и испуган происходящим. Скорее, когда все начало звучать в одном месте (в зале суда), он был ошарашен масштабом «результата работы» команды («профсоюза»)…

Федин казался таким стержнем среди пехоты, как капитан команды, или как ротный… Прошло так много лет с тех пор, но его я помню как в те дни. Я приезжала — входила в зал, садилась, потом заводили ребят, и мы всегда с ним встречались глазами. И я видела: сначала Саша как бы стеснялся встретиться взглядом. Потом я здоровалась с ним кивком, он тоже здоровался, после встречаясь глазами, уже улыбались друг другу. Мне было очень важно, что он и за ним все остальные не смотрят на меня с ненавистью, даже ободряют как-то. Особенно видела переживания в их глазах, когда меня Миндлин и адвокат Пылева ставили под перекрестный огонь своих вопросов. А когда я выползала из очередной перестрелки, вцепившись руками в эту кафедру, представь, Лешик! — одна под столькими взглядами! И ведь не стихи же им читала на приеме во ВГИК! — я видела: Федин мне у бедра показывал большой палец. Подбадривал. Никто из них не знал до моего последнего выстрела (выступления в защиту пехоты), что я вытворю — «за» и «против» кого. Предполагалось, что против всех. И все равно Федин, Филиппов и Толстиков меня поддерживали. Может быть, это Стокгольмский синдром? Но меня в заложники, как рабыню никто не брал. Я просто видела нормальных мужиков, которые даже пусть по дури, но влипли в одну нашу «общую» беду. И чем могли они мне помогали…

Грибков. Здоровенный, но «сила есть — ума не надо» — это про него. Если у Пустовалова глаза острые, как шампур и пустые, будто выжженные — у Грибкова в них муть и бесцветность. Он тоже со мной здоровался. Он очень помог по нашему эпизоду, спасибо ему за это! И, конечно, он тоже был в моем «списке Шиндлера» на 64 статью Уголовного кодекса. Когда я подошла после зачитанного вердикта к нашему «аквариуму» проститься — все прикладывали ладонь к стеклу с другой стороны к моей ладони. Прощались и благодарили. Грибков сказал:

— Вы мужественная женщина. Я Вам обещаю, что больше я (что-то типа того) так не буду. Я скоро выйду благодаря Вам…

Почему-то от него личное «спасибо» услышать не хочется, хотя в процессе и он помог. То, что я там услышала о нем…. Хотя не на «Лебединое озеро» ходила… Но убийство братьев Сергеевых Игоря и Михаила с женой последнего, меня просто шокировало. Он же с ними в школе учился, дружил! Там, на суде, была их мать, из четверых сыновей похоронившая двоих старших. А Грибков в их доме пил, ел, Новый год отмечал, а потом мало того, что убивал, так еще и организовал все это…

Леша Кондратьев [96] Кондратьев Алексей, застреливший мужа Надежды Юрьевны Тимура. — Примеч. автора. . Это было тяжелее всего. Хотя я его видела за 3 года до суда на следственном эксперименте. Не отпускала мысль: не только Тимур, но даже я его могла вырубить одной рукой! Ну как же так… Ударить его ногой — и вместе со своим пестиком бы кувыркался…

Мы когда с Георгием (Сын Тимура и Надежды) вместе смотрели документальный фильм, те серии, где проект «Русджет» упоминался, и убийство у подъезда… Он первый раз представил, как это было. Стал очень белый и закусывал губы. Я не предусмотрела, живя в этой теме, что он так это воспримет. А потом он мне сказал: «Ну знаешь… Вот такого как Шерстобитов прислали бы — не так было бы обидно. Достойный противник. А то папа последнего перед смертью видел этого питекантропа из суда, который в пупок дует…» — такая вот реакция.

Кондратьев Алексей — «Гиви», «Кондрат». Фотография из фототаблиц материалов уголовного дела

Я его узнала сразу в «аквариуме». Он был самый сломанный. Голова опущена под собственной тяжестью. Глаза в одну точку. Отвечал четко на вопросы судьи. От себя лично — ничего. В основном кивал. С ним так же. Он-то меня не узнал — на эксперименте я сидела в машина за тонированными стеклами. А тут — в паре метров от него. Я видела — он меня боится. Боится, что могу устроить истерику. А его психика явно слаба для такого шоу. Это видно непрофессиональным взглядом. Не могу сказать, что он труслив. Он скорее просто не задавался целью оценивать или осмыслить ни опасность, ни суть того, что он делал. «Подошел и выстрелил. Пять раз…» Стопроцентный ведомый. Попал бы в другие руки — стал бы хорошим штукатуром, садовником, исполнительным и не особо думающим. Очевидно, что он переживал еще одну личную драму на том суде. Видимо, не особо сильный интеллект у него компенсирован запредельной способностью быть верным. Именно не преданным, а верным, и это один из непрочных стержней его мироощущения. И его сломали! Олег Александрович, которому он был верен, как слуга, как раб, как пес, который по природе своей не оценивает, прав ли хозяин — он просто выполняет команды! Потому и сломленным был. Не похоже, что он боялся тюрьмы и срока. Скорее всего, для его психики вот эти разборки, аресты, слежки и беготня были неподъемной ношей. Где-то он был рад, что все закончилось и можно не делать усилие над собой. И не думать.