Харуки Мураками - Писатель как профессия

Если вы попробуете, то сами убедитесь: перевод – это тяжелый труд, требующий много времени и сил. Но это только с одной, технической стороны. А есть и вторая. Перевод – это общение: обмен мнениями, разумный диалог. Для писателя, который стремится выйти к иностранному читателю, переводчик – это важнейший партнер. Найти такого партнера-единомышленника – это чрезвычайно важная задача. Даже если переводчик – первоклассный профессионал, но в чем-то главном вы не сходитесь или просто не понимаете друг друга, хорошего результата не ждите. Вы только измучаетесь оба, и все. Если в переводчике нет любви к переводимому тексту, то из приятного дела все превратится в тягостную, обременительную работу.

Еще кое-что, о чем, наверное, излишне упоминать: за границей, по крайней мере в Америке и Европе, отдельная личность имеет очень большое значение. Особо не вникая, но зато вежливо извинившись, переложить все на кого-нибудь, чтобы он за тебя отдувался, не получится. На каждом этапе нужно брать на себя ответственность, делать очередной выбор. Это отнимает очень много времени, требует определенного уровня владения языком. Понятно, что некоторые базовые вещи может сделать литературный агент, но у него, кроме тебя, есть и другая работа, а если ты вдобавок пока еще никому не известный, не приносящий дохода автор, то до тебя и твоих дел у агента редко руки доходят. Поэтому ты должен заниматься своими делами по большей части сам. В Японии меня уже более или менее знали, но за границей, разумеется, о моем существовании никто не подозревал. За исключением отдельных людей из издательского бизнеса и нескольких суперначитанных товарищей, обычные американцы знать обо мне не знали и даже имени моего выговорить не могли. Для них я был «Мьюраками». Но это только раззадоривало меня. Мне хотелось проверить, на что я способен в условиях совершенно неосвоенного рынка и ситуации «чистого листа». Я чувствовал, что сначала придется действовать решительно, брать на таран, торпедировать.

Если бы я остался в Японии, где меня уже знали как автора романа-бестселлера «Норвежский лес» и где один за другим мне поступали заказы, то при желании можно было очень прилично зарабатывать. Но я уехал из этих благоприятных обстоятельств в другие, где обо мне никто не знал и где нужно было заново своими (по большей части) силами что-то доказывать. Я хотел посмотреть, насколько буду востребован на неяпонском литературном рынке. Это стало моей целью, моей личной идеей фикс. Я смело вступил в борьбу под боевыми знаменами такой идеи, и я вижу, что это стало для меня полезным опытом. Все это дало мне возможность не потерять боевого задора и продолжать покорять новые горизонты, а для человека творческого необычайно важно сохранять эту способность. Если все время оставаться на одном насиженном месте (в метафорическом смысле), если не менять обстоятельств, то творческий задор блекнет, сходит на нет. Мне повезло в нужный момент подыскать подходящую цель и реализовать свои здоровые амбиции.

Я не умею выступать и вообще не очень люблю публичность, такой уж у меня характер, но, находясь за границей, я не отказываю в интервью и если вдруг становлюсь лауреатом какой-нибудь премии, то произношу речь на церемонии награждения, соглашаюсь на проведение лекций и публичных чтений. Я делаю это не так уж часто и не так уж помногу (по крайней мере за границей я считаюсь не слишком публичной персоной по сравнению с другими писателями), но стараюсь, как могу, расширяю границы своего эго, пытаюсь смотреть не внутрь себя, а наружу. Хотя я не очень силен в разговорном английском, высказывая свое мнение, я стараюсь всегда обходиться без переводчика. В Японии, за редчайшим исключением, я ничего такого не делаю. Поэтому меня часто обвиняют в двойных стандартах и заискивании перед «заграницей».

Я не собираюсь оправдываться, но в том, что за границей я стараюсь как можно больше встречаться с читателями и выступать перед широкой публикой, я вижу свой литературный долг именно как «японского писателя». Я чувствую, что отчасти обязан брать на себя эту миссию. Я уже говорил, что когда в эпоху «экономического пузыря» жил за границей, то, будучи «безликим» японцем, временами чувствовал себя одиноким, никому не нужным, ощущал, что теряю вкус к жизни. Чем чаще повторялись эти приступы меланхолии, тем больше я думал, что и ради себя самого, и ради других японцев, оказавшихся в подобной ситуации, необходимо пусть хоть немного, но изменить такое положение дел. Я не считаю себя личностью с патриотическим сознанием (я вообще скорее склонен к космополитизму), но, живя за границей, нравится мне это или нет, я должен был осознавать себя прежде всего «японским писателем». Ведь именно так меня воспринимало окружение, и я сам постепенно начал смотреть на себя под таким углом. Также незаметно для меня самого во мне зародилось «чувство братства». Если вдуматься, то это, конечно, удивительная вещь. Я уехал за границу потому, что хотел выйти за пределы жестких общественных рамок, сняться с «японских берегов», переселиться в другую страну (одним словом, стать экс-патриотом), но в результате я не смог не вернуться к истокам, к связи с родной землей.

Не поймите меня неправильно, я не имею в виду физически «вернуться к земле», я говорю о возвращении к «связи с землей». Разница довольно ощутимая. Иногда я встречаю людей, которые после возвращения из-за границы в Японию становятся под влиянием своего рода ответной реакции удивительно патриотичными (а иногда даже националистичными), но со мной этого не произошло. Я просто начал гораздо глубже осознавать, что я – японский писатель, и стал задумываться о самом факте существования этой самоидентичности.

На сегодняшний день мои произведения переведены более чем на пятьдесят языков. Я нескромно считаю это очень большим достижением. Ведь получается, мои произведения были хорошо приняты в разных культурах с совершенно непохожими оценочными критериями. Как писателю мне это очень приятно, и, конечно, я чувствую гордость. Но это другая гордость, не из серии «Вот видите, я все делал правильно!». Во-первых, я так не думаю, а во‑вторых, ничего подобного говорить не собираюсь. Это – одно, а то – другое. Кроме того, я все еще считаю себя «писателем в развитии» и думаю, что передо мной до сих пор открыты безграничные (почти) возможности. Мне есть куда расти.

Тут вы, наверное, спросите: так куда же еще?

Я говорю о внутреннем росте. Сначала я как писатель упрочил свои позиции в Японии. Потом я устремился за ее пределы и начал расширять читательскую аудиторию за границей. А теперь, наверное, пришла пора для внутренних исканий, ради которых мне предстоит спуститься в самые глубины своего естества. Для меня это новый, неизведанный континент и, может статься, мой последний рубеж.