Андрей Савельев - Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

Три боевых захода для лётчиков и выведенные из строя вертолёты показались достаточными для руководства укров, чтобы понять, что авиацией разбрасываться не стоит, так как у «сторонников федерализации» не только ментовские палки и травматы, а серьёзное «стратегическое» вооружение.

Как только угроза с воздуха прекратилась, я вспомнил про рацию:

— У кого в подразделениях есть двухсотые или трёхсотые? — спросил я в эфире.

В рацию никто не ответил, но уже через минуту прибежал боец из соседнего блиндажа, который соединялся траншеями с позициями Крота, и запыхавшимся голосом доложил:

— У нас первый двухсотый.

Крот нашёл несколько своих подчинённых, и мы побежали к месту. На позициях Крота окопы вырывались буквой «Г», поэтому наш окоп по отношению к самолёту размещался перпендикулярно, а соседний — параллельно.

Мы завернули в соседнюю траншею и увидели сначала огромные дырки от пуль в мешках с песком. Несколько белых мешков сверху даже упали и лежали ещё не разорванными. За этим сомнительным укрытием во время налёта спрятался один боец, наверное, думал, что песок его спасёт. Но 23-й калибр легко пробил мешки.

Трети головы у него не было, а левый глаз вылетел из орбиты и держался на каких-то мышцах и нервах. С одной ноги слетел ботинок, оголив голеностоп, в который тоже попала пуля. Дыра на ноге казалась огромного размера, в ней виднелись мышцы и даже кость. Мизинец, безымянный и средний пальцы на одной руке отсутствовали. Их буквально разорвало от попадания пули выпущенной из авиационной пушки.

Я, Крот, Плаха и ещё несколько ополченцев сняли кто кепки, кто каски, перекрестились, я достал из аптечки специальные носилки, которые использует МЧС. Мне их когда-то подарила в Славянске Лёля. Вдруг у кого-то зазвонил телефон, все переглянулись и убедились, что не у нас. Рингтон звучал из кармана убитого ополченца. Я осторожно его приподнял и достал небольшую старенькую «нокию». На потрескавшемся дисплее черными буквами светилось слово «жена». Я показал остальным.

Не знаю, что чувствовали в этот момент другие, так как подобные ситуации у меня повторялись практически каждый день. Особенно после штурма 3 июня, когда укропы с удвоенной силой пытались нас всех убить. Тогда срабатывала, наверное, защитная психологическая реакция, поэтому чувств как таковых не было. Я просто отдал телефон одному парню из его группы и сказал, чтобы он перезвонил жене, после того, как мы отвезём ополченца в морг.

Поднимать тело оказалось неудобно в узком окопе, да ещё и перегороженном мешками. Повозившись, мы положили его на носилки и стали выносить к дороге на Славянск, чтобы потом эвакуировать. По пути несколько раз вываливалась с носилок его рука, и мне приходилось постоянно её закидывать обратно. Дойдя до дороги, я остановился, сказал ребятам положить двухсотого на траву, а сам вызвал по рации Boxy. Он уже знал, что ему придётся вывозить в Славянск труп и ждал моего сигнала [144] Видео 40 — war16.ru/v40. .

Пока мы ждали «Шувохера» на джихад-мобиле, жена позвонила во второй раз, но мы снова не решились взять трубку. Погрузив тело в джип, мы с Вохой повезли его в славянский морг.

С тех пор как я подружился с заведующим этого часто посещаемого мною заведения, прошёл месяц. За это время весь персонал морга покинул рабочие места и разъехался кто куда. Уехал и судмедэксперт Иван. В принципе работа для них кончилась тогда, когда из-за бомбёжек город остался без света. Холодильники в морге перестали работать, компьютеры, в которые вбивались данные умерших — тоже, да и указаний из областного центра не поступало. В Славянске большинство предприятий встало, шла полноценная война.

После первого знакомства мы с Иваном частенько виделись. Я ему привозил в морг погибших мирных жителей или ополченцев, а он мне иногда звонил в Семёновку и приглашал к себе на чай. Я с ребятами ещё шутил, что мне звонят из морга и говорят: «Что-то ты давно у нас не был. Заходи как-нибудь». Звучало действительно страшновато. Я всё порывался понаблюдать за вскрытием. Он, как единственный судмедэксперт и патологоанатом в городе, каждое утро производил вскрытие тел. Мне было интересно с медицинской стороны, но за всё время так и не удалось посмотреть. Иван меня приглашал на вскрытие в основном по утрам, а я в это время не мог выехать в город.

Где-то ещё в конце мая позвонил Иван и сказал, что больше не может рисковать семьёй, поэтому уезжает в Россию к родственникам.

— Ключи от морга я спрятал под кирпичом рядом с дверью. Ты их бери, когда будешь привозить погибших. Хоть Лёля ко мне приезжала и требовала отдать ей под шефство морг вместе с персоналом, ключи я ей не отдал. Если захочешь, сам ей скажешь, где они спрятаны, — сказал мой друг-патологоанатом.

Я пожелал счастливой дороги, понимая, что в Славянске на одного нужного специалиста стало меньше. Но осуждать его не имел права, так как он единственный из всех сотрудников оставался в городе, постоянно рискуя своей жизнью и жизнью своей семьи, которая жила недалеко от передовой.

После нескольких лет безуспешных попыток я всё же нашёл Ивана в «Одноклассниках». Во время общения он многое вспомнил о Славянске 2014 года:

— Накануне нашего с тобой знакомства, ночью ополченцы приехали захватывать морг. У них откуда-то взялась информация, что мы прячем у себя тела правосеков. Кто-то оклеветал, наверное. Я уже спал, когда мне позвонил дежурный, который был на сутках в эту ночь, и говорит: «Тут ополченцы с автоматами, ломятся в дверь. Меня приехали убивать». Санитар так испугался, что закрылся изнутри и не пускал возмущённых людей с автоматами. Но они в итоге сами уити, может, информация о правосеках не подтвердилась…

На следующий день мне позвонил тот же санитар, только уже из дома. «У меня в подъезде сидят ополченцы», — опять выдаёт он мне. А в этот момент мы с тобой вместе сидели и общались. Это было в первый день нашего знакомства. После моего разговора ты спросил, что случилось. Я объяснил, что у пацана крыша поехала, ему мерещатся в собственном подъезде ополченцы, которые хотят его убить. Ты мне тогда сказал: «Да не может быть! Я всех ополченцев знаю. Поехали, узнаем, кто его там обижает».

Мы прыгаем в мою машину и едем к нему домой в район Артёма. С тобой было не страшно, ты с автоматом, с подствольником, уверенный такой. Когда мы зашли к нему в подъезд, то не встретили никаких ополченцев-убийц. Я говорю ему:

— Серёга, выходи — покурим, подышим воздухом. Не бойся, здесь никого нет.

Открыл, он не с первого раза, а когда мы вошли, то встретили его в одном халате, без трусов. Пришлось его потом долго успокаивать.