Брайан Стивенсон - Звонок за ваш счет. История адвоката, который спасал от смертной казни тех, кому никто не верил

Когда он вошел в комнату, меня поразило то, насколько он состарился внешне. Волосы почти полностью поседели, из-за чего он казался хрупким и беззащитным. Кроме того, он оказался намного меньше ростом и более щуплым, чем я ожидал. Его показания причинили столько мук Уолтеру и его родственникам, что в моем воображении волей-неволей сложился образ этакого злого великана. Он сделал шаг в нашу сторону, но тут же резко остановился, увидев Майкла, и нервно выпалил:

– Это еще кто такой? Вы не говорили, что кого-то приведете с собой!

Майерс говорил с сильным южным акцентом. При ближайшем рассмотрении шрамы на лице придавали ему скорее жалкое, чем угрожающее или злодейское выражение.

– Это Майкл О’Коннор, – ответил я. – Он адвокат из моего офиса и работает вместе со мной по этому делу. Майкл просто помогает мне в расследовании.

– Ну мне говорили, что вам-то можно доверять. А о нем я ничего не знаю.

Я старался сохранять спокойствие. Я боялся, что, если буду казаться слишком заинтересованным или удивленным – да слишком каким угодно, – он может пойти на попятную.

– Клянусь вам, он хороший человек. – Я бросил взгляд на Майкла, который старался выглядеть достойным доверия, а потом снова повернулся к заключенному. – Пожалуйста, присаживайтесь.

Майерс скептически смерил Майкла взглядом, потом медленно опустился на стул. Я планировал разговорить его, дав понять, что нам просто нужна правда – ничего больше. Но не успел я еще ничего сказать, как Майерс одним духом выпалил:

– Я солгал. Все, что я говорил на суде над Макмиллианом, было ложью. Я из-за этого слишком часто мучился бессонницей и испытал слишком много боли. Я больше не могу молчать!

– Показания, которые вы дали на суде над Уолтером Макмиллианом, были ложью? – осторожно переспросил я.

Сердце мое колотилось, но я старался сохранять спокойствие. Я боялся, что, если буду казаться слишком заинтересованным или удивленным – да слишком каким угодно, – он может пойти на попятную.

– Все это было враньем. То, что я собираюсь рассказать, взорвет вам мозг, мистер Стивенсон! – Майерс драматически задержал на мне взгляд, прежде чем повернуться к Майклу: – И вам тоже, Джимми Коннорс.

Вскоре после начала разговора с Ральфом стало ясно, что он с трудом запоминает имена.

– Мистер Майерс, вы же понимаете, что мне понадобится, чтобы вы рассказали правду не только мне, но и суду. Вы готовы это сделать?

Я нервничал из-за того, что надавить на него пришлось так быстро, но необходимо было внести ясность. Мне не требовался театр одного актера.

– Потому я вам и позвонил. – Казалось, он удивлен тем, что в его намерениях могут быть какие-то сомнения. – Я здесь хожу на сеансы групповой психотерапии. Там полагается быть очень честным. Мы разговаривали о честности почти три месяца. На прошлой неделе люди рассказывали обо всем том вонючем дерьме, что случилось с ними, когда они были детьми, и обо всех плохих поступках, которые они совершили. – Речь Майерса становилась все взволнованнее. – И вот я, наконец, сказал своей группе: «Так вот, я вас всех переплюну, сукины дети! Я засадил того клятого мужика в тюрьму смертников, солгав на том клятом суде».

Он драматически умолк и после паузы продолжил:

– После того как я рассказал им всем, что я сделал, все заговорили, что мне нужно это исправить. Это я и пытаюсь сделать. – Он снова сделал паузу, чтобы я хорошенько проникся сказанным. – Эй, вы должны купить мне клятый лимонад! Что я, просто просижу тут целый день, глядя на эти клятые торговые машины и изливая душу, так, что ли? – И он улыбнулся – впервые за все то время, что мы провели вместе. Майкл вскочил со стула и пошел купить ему напиток.

– Эй, Джимми, «Санкист Оранж», если там есть, – бросил ему вдогонку Майерс.

Больше двух часов я задавал вопросы, а Ральф отвечал. К концу этой беседы он, как и обещал, взорвал-таки мой мозг. Он рассказал о том, как на него давили шериф и ABI , грозя ему смертным приговором, если он не даст показаний против Макмиллиана. Он выдвигал обвинения в официальной коррупции, говорил о своем участии в убийстве Питтман и рассказывал о своих предыдущих попытках отказаться от показаний. В конечном итоге он признал, что ничего не знал об убийстве Моррисон, понятия не имел ни о том, что случилось с ней, ни вообще о чем-либо, связанном с этим преступлением. Сказал, что рассказывал множеству людей – от окружного прокурора и до последнего полицейского, – что его запугивали, заставляя лжесвидетельствовать против Уолтера. Если хотя бы половина того, о чем рассказывал Майерс, была правдой, то в деле было замешано множество людей, которые из собственных уст единственного обвинителя Макмиллиана знали, что Уолтер не имеет ни малейшего отношения к убийству Ронды Моррисон.

Ральф, допивая третью банку лимонада, прервал поток своих признаний, наклонился вперед и поманил нас к себе. После чего шепотом сказал мне и Майклу:

– Вы же понимаете, они постараются убить вас, если вы действительно до всего этого докопаетесь.

Мы уже поняли, что Ральф просто не способен завершить разговор, не обронив в его конце какого-нибудь драматического откровения, наблюдения или предсказания. Я заверил его, что мы будем осторожны.

На обратном пути в Монтгомери мы с Майклом обсуждали, в какой мере можно доверять Майерсу. Все рассказанное им о деле Макмиллиана было логично. Его рассказ на суде был просто невероятным, легко поверить, что на него оказали давление с целью выбить ложные показания. Но коррупционный сговор, который он, казалось, решился разоблачить, оценить было труднее. Майерс утверждал, что совершил убийство Вики Питтман по распоряжению другого местного шерифа; он выложил перед нами картину широкого сговора с участием полиции с целью наркоторговли и отмывания денег. В общем, та еще история.

Мы потратили несколько недель, расследуя ниточки, подкинутые Майерсом. Он признался нам, что никогда не встречался с Уолтером и вообще знал о нем только благодаря Карен Келли. Он также подтвердил, что проводил время с Карен Келли и что она была замешана в убийстве Питтман. Поэтому мы решили уточнить эту историю у самой Келли, ныне заключенной женской тюрьмы Тутвайлер, где она отбывала десятилетнее наказание за убийство Питтман. Тутвайлер – одна из старейших тюрем штата и единственная в Алабаме тюрьма для женщин. В ней менее строгий режим, чем в мужских исправительных заведениях. Подъехав к воротам, мы с Майклом видели, как заключенные-женщины слонялись снаружи у въезда в тюрьму, и никаких конвоиров при них не было. Женщины внимательно разглядывали нас с Майклом, прежде чем поприветствовать полными жгучего любопытства улыбками. Нас подверг весьма поверхностному личному досмотру в вестибюле тюрьмы сотрудник-мужчина, после чего пропустил через решетчатые ворота на основную территорию. Нам велели ждать Карен Келли в очень маленькой комнатке, в которой не было ничего, кроме квадратного стола.