Валентин Клименко - ЦРУ раскрывает свои секреты... Ветераны ЦРУ о тайных операциях в СССР

При подготовке к встрече с агентом время тренировок может занять до одного месяца. Она будет включать два компонента. Большая часть этого заключается в том, как вы собираетесь уйти от наблюдения и безопасно добраться до нужного места. И это было то, над чем все мы работали в группе: планирование, выявление каких-либо недостатков в плане, подготовка письменного плана, его одобрение руководством и так далее. Таким образом, это было то, над чем все мы трудились вместе.

А потом отдельно от всего этого, есть вопрос, что делать, как только началась встреча. Я должен был запомнить в случае с Воронцовым шестьдесят или семьдесят вопросов, а затем быть готовым задать другие возникающие вопросы. Вы знаете, при этом беседа с агентом может длиться до двух часов во время прогулки по улицам Москвы. Эта подготовка осуществлялась отдельно от подготовки к тому, как добраться и провести встречу.

Таким образом, это два момента, которые требуют довольно много времени. И я говорю «месяц», но это означает, что мы активно работали над этим более месяца, при этом занимались и другими делами в то же самое время. Нов целом я думаю, что подготовка занимала около месяца.

Во время встречи с Воронцовым у меня было с собой записывающее устройство, которое потом с гордостью демонстрировалось в КГБ во время моего ареста. Это был магнитофон, который мог сделать до трех часов записи. Я должен был запомнить все вопросы, и я должен был быть достаточно внимательным, чтобы задать другие соответствующие вопросы, а запись должна была быть осуществлена для подстраховки, чтобы ее затем проанализировали аналитики.

О встрече с Воронцовым и задержании КГБ

Стас был настоящим персонажем. Он был очень интересным, немного агрессивным, осмотрительным человеком. И на встрече в апреле 1985 года был момент, когда он вдруг вытащил баллончик и пластиковый пакет и начал распылять материал в прозрачный пакетик. И в конце концов, когда я увидел желтый цвет, я понял, что это было. Это была «шпионская пыль». Потому что мы видели ее раньше, мы знали, что она существует и ее используют. Мы время от времени видели, что она выглядит как пыльца на ручке двери нашего автомобиля или что-то типа этого. Так что как только я увидел цвет, я понял, что это было.

На самом деле он предоставил нам образец, который дал нам возможность в первый раз заполучить настоящий концентрированный порошок, а не маленькие крошечные его кусочки. Мы пытались собирать образцы и раньше, но Стас был первым, кто дал нам возможность проанализировать ее («шпионскую пыль») с научной точки зрения.

Когда мы готовились к моей попытке встретиться с Воронцовым 10 марта 1986 года, дела у нас некоторое время шли плохо. Мы потеряли Толкачёва, там были и другие случаи, которые шли неважно. Был, с одной стороны, большой интерес к встрече с Воронцовым, потому что мы думали, что у него для нас могут быть некоторые ответы. Но было также большое беспокойство, что он тоже как-то уже был скомпрометирован.

Накануне встречи было много споров о том, следует или нет назначать встречу. Мы понимали, что существует возможность и даже, может быть, вероятность того, что дело могло быть скомпрометировано. Но у нас также было обязательство предупредить агента, если мы могли это сделать. Итак, я пошел на эту встречу, зная, что там, по крайней мере, был шанс, что она не закончится арестом.

Вот что происходило до встречи. В ночь встречи я предпринял столько шагов, сколько мог, чтобы посмотреть, смогу ли я определить до начала встречи какие-либо признаки слежки. Я был там на месте встречи задолго до ее начала, за час до назначенного времени. Я прошел через этот район, я заходил в многоквартирные дома, я изменил свою внешность, я оставался в многоквартирных домах и наблюдал оттуда. Я сделал все эти вещи, чтобы попробовать определить, смогу ли я обнаружить какие-либо признаки засады. И к их (КГБ) чести, я ничего не видел.

Я поднимался в здания, изменял свою внешность, но в этом конкретном случае я также пытался увидеть некоторые признаки подготовки к засаде. Но я ничего не видел. Наконец, в последний момент я расположился довольно далеко от места, которое было в арке, ведущей во двор. И у меня был прямой обзор за несколько сотен ярдов от него. И я ждал, пока я не увидел там Стаса. А потом я приблизился.

Когда я подходил к Стасу… Как только я подошел достаточно близко, чтобы увидеть его, я понял, почему я должен был осознать некий символизм. Когда я подошел к нему и начал говорить с ним, я заметил, что он, очевидно, потерял много веса, он плохо стоял на ногах, дрожал и опирался на стену. Как только я увидел это, я понял, что сейчас должно произойти…

А спустя секунды они накинулись на меня и арестовали. Таким образом, это было то, что, как я и ожидал, могло случиться.

Я знал, что, если это случится, я не буду предпринимать попытку побега. Я видел интервью Владимира Зайцева, в котором он заявил, что он был каким-то образом обеспокоен тем, что, возможно, я мог бы попытаться сбежать. И он был рад, что я не устроил состязание по бегу.

Я продумал все до конца, и я чувствовал, что они могли бы привлечь большие силы для ареста и что у меня не было какой-либо реальной возможности убежать. Я думал, что было более важно просто сохранять самообладание и делать свою работу, которая должна была быть выполнена после того, как начались аресты.

И я вам расскажу, что эта была за работа. Хорошо. У меня была ситуация, произошедшая на нашей тренировочной базе в Вашингтоне до отправки в Москву. (И снова это то, что ЦРУ рассекретило.) Она заключалась в том, что нас арестовали настоящие агенты ФБР. И они должны были задать нам множество вопросов и сделать так, чтобы нам казалось, что это арест настоящий.

Когда я учился в Вашингтоне, у ЦРУ было такое упражнение: нас без предварительного оповещения должны были арестовать во время нашей операции, которую мы осуществляли так, если бы мы были в Москве. Появились сотрудники ФБР: 20 или 30 агентов ФБР арестовали нас, очень грубо с нами обращались и допрашивали нас. Я думал, что с этим упражнением я справился хорошо. Я оставался спокойным, но когда все было закончено, то пришел наш дебрифер (производящий опрос) и начал задавать мне миллион вопросов. Сколько людей было в группе? Они были мужчинами или женщинами? Сколько было автомобилей? Что они взяли? и т. д. И я понял, что уровень адреналина был столь высокий, что я не получил всю информацию, которую я должен был получить.

В Москве 10 марта 1986 года, когда все начало происходить, я был уже готов, пройдя соответствующую подготовку. Итак, как только все начало происходить, я как будто включил видеокамеру в моем сознании, чтобы начать запись всех деталей, потому что они были очень важны. Я бы сказал так. Когда вы — офицер разведки и происходит такое, вы мгновенно становитесь офицером контрразведки, и ваша работа заключается в анализе того, что происходит вокруг вас во время ареста, попытке определить, насколько вы можете понять, сколько они знают, что они знают, что они не знают и какие другие подробности вы можете получить, которые помогли бы аналитикам позже. Таким образом, я был очень занят во время моего ареста исполнением своих обязанностей, которые стали частью последующего расследования.