Валентин Клименко - ЦРУ раскрывает свои секреты... Ветераны ЦРУ о тайных операциях в СССР

Мы знали, например, что Второе главное управление было ответственно за контрразведку. Мы знали, что Седьмое управление осуществляло наблюдение. Мы знали, что Американский отдел Второго главного управления несет ответственность за слежку и мониторинг наших действий — у нас была вот только такая информация. Но в Вашингтоне были аналитики, которые действительно имели об этом больше информации.

Когда я приехал в Москву в 1984 году, Рэм Красильников был единственным, чье имя я знал. Он был уже хорошо известен, общепризнан и уважаем. Что касается других имен, то я узнал их позже, когда у меня была возможность стать гостем КГБ. Когда мы работали на ЦРУ в середине 1980-х годов, у нас было понимание и убеждение, что мы и КГБ были, по существу, два главных противника в мире. И мы считали КГБ наилучшим противником, с которым мы могли бы столкнуться. Мы очень высоко оценивали и испытывали уважение к уровню их профессиональных способностей.

О правилах Гербера

У нас даже было понятие «Московские правила», которое употреблялось в отношении работы с максимально возможным уровнем безопасности и разведывательной деятельности. Мы считали, что самым большим вызовом была работа в Москве, работа против КГБ на его территории.

Я знаю, что это так забавно. Хорошо, я постараюсь ответить на этот вопрос. Если вы сегодня зайдете в Интернет и забьете в поисковик «Московские правила», вы увидите конкретный список предполагаемых «московских правил», но это все будет не так, как я это помню. Я помню все несколько иначе.

Главным образом под «Московскими правилами» мы понимали то, что мы должны были осознавать, что все время находимся под наблюдением противника и должны были действовать соответствующим образом. К этому существовал целый ряд более мелких дополнений. Некоторые вещи, о которых вы можете прочитать сегодня онлайн, звучат довольно драматично, но это не так, как я понимал их в то время. Мы использовали это понятие, как правило, чтобы просто сослаться на самый высокий уровень разведывательной деятельности.

О работе ЦРУ в Москве

Для того чтобы попытаться понять, какая задача стояла перед ЦРУ в Москве в 70-е и 80-е годы, в первую очередь необходимо осознать, что в целом по всему миру мы имеем широкий спектр задач, которые мы выполняем. Мы вербуем, мы разрабатываем, мы устанавливаем связи.

В Москве у нас была гораздо более ограниченная задача из-за вездесущего КГБ и того, что мы называли «враждебным окружением». У нас было две вещи, которые мы пытались делать. Одна из них заключалась в организации встреч с нашими агентами с целью обмена информацией между людьми на местах в Москве. А вторая — в проведении технических операций для получения информации с помощью технических средств. Вот что на самом деле в той или иной степени мы пытались делать в Москве в 1980-х годах.

Я думаю, что история показала, что в течение 70-х и 80-х годов наиболее успешной операцией была операция Толкачёва. Он работал на нас с 1977 по 1985 год. Он был авиационным инженером. Я знаю, что этот случай очень хорошо известен в России. Но я думаю, что с американской точки зрения это был чрезвычайно успешный пример, который сегодня, возможно, является величайшим событием той эпохи.

В 1970-е годы было также дело Огородника, которое было очень успешным в плане предоставления Соединенным Штатам разведывательных данных о внутренней и внешней политике (СССР). Огородник работал дипломатом и имел доступ к конфиденциальной информации во время переговоров об ОСВ (ограничении стратегических вооружений). Таким образом, это была очень секретная и важная операция в 70-е годы. Конечно же, до этого был случай Пеньковского. Таким образом, это, вероятно, самые громкие дела.

Когда я приехал в Москву в 1984 году, в КГБ знали, кто я. Я служил в других местах за границей, у меня были с ними общие контакты. Я знал, что они имели информацию обо мне, в частности из-за событий, которые произошли в Африке, где я служил в одной из стран, в которой было большое советское присутствие. Во время моей работы в Африке стало очевидно, что они знали, кто я. Так что все было понятно.

Поэтому, когда я отправился в Москву, было ясно, что я был на их «радаре», что они будут знать, кем я был, с момента моего въезда в страну. И это означало, что я, вероятно, буду в той или иной степени находиться под наблюдением с момента выхода из самолета и до моего отъезда. И в самом деле, когда я служил в Москве, с самого первого дня я был под контролем, под наблюдением. Я ожидал этого. Все это было частью предполагаемого плана моей работы. И поэтому я должен был принять соответствующие меры, чтобы быть в состоянии делать работу, которую мне нужно было выполнять.

В личном плане находиться под наблюдением все время было… Я бы сказал, что это сравнимо с пребыванием на сцене. Я имею в виду, что, по существу, мне надо было играть свою роль с первой минуты своего пребывания и до момента отъезда. Я не играл только тогда, когда я был внутри корпуса ЦРУ, где мы чувствовали себя в безопасности. Но везде я должен был работать с мыслью, что за мной наблюдают. Таким образом, я выдумывал историю о том, кто я и что я делаю, для того чтобы попытаться сделать наблюдение за мной максимально комфортным. Так, чтобы они не были очень бдительными, когда я пытался сделать переход от нерабочего состояния к рабочему.

Через несколько лет после того как я побывал в Москве, я прочитал книгу Рэма Красильникова. И для меня была в какой-то степени большая честь узнать, что он считал меня, о чем он пишет в своей книге, самым артистичным оперативником ЦРУ. И я думаю, что он имел в виду некоторые методы, которые я использовал, и это очень важно, потому что я на самом деле считаю, что то, что я делал, было своего рода театральным представлением. Не только тогда, когда я выполнял какое-то задание, но все время, потому что я всегда был под наблюдением.

И когда вы находитесь под внешним наблюдением, вы играете для них спектакль, вы пытаетесь донести историю, которую вы хотите рассказать. История, которую я хотел рассказать, была о том, что я был очень счастлив в Москве. Они знали, что я из ЦРУ, я не мог скрыть этого. Но я хотел показать свое уважение к слежке. Я хотел показать свой интерес и уважение к русской культуре, которые были искренними. Я ходил в театр, я ходил на музыкальные мероприятия, мне очень нравилось быть там. В теории было лучше показать подлинное уважение к культуре и подлинное уважение к своему противнику, а не казаться враждебным, потому что это может увести в другом направлении. Таким образом, я был постоянно в курсе, что я под наблюдением. Я принял это как часть своей жизни и действовал соответствующим образом во время своего пребывания там.