Ехезкель Котик - Мои Воспоминания. Часть 1

Иные помещики завидовали евреям, увольняли их и брались за работу сами. Присматривались к заведённому евреями порядку и сами начинали управлять так же. Но больше двух-трёх лет это не продолжалось, именье возвращалось в прежнее состояние. Что-то было не то, дело не шло, всё расстраивалось, и чем дальше, тем больше. И они снова сдавали поместья евреям.

Время это, однако, отличалось не только коммерцией. В это же время евреи взялись и за образование. Правительство открыло перед ними все школы. Масса евреев стало докторами, юристами, инженерами. Правительство допустило их даже к государственным должностям, и во многих городах евреи становились судебными следователями, врачами, имели звания полковников, генералов и т.п.

Безусловно, что для евреев в российском галуте это было самое хорошее время. В тот период они разъехались по всем крупным русским городам и занялись большими делами. В Москве за короткое время образовалась большая еврейская община из пятидесяти тысяч евреев [164] Преувеличение со стороны автора. Число евреев в тот период в Москве не превышало восьми тысяч. , много сделавших для развития московской индустрии.

При Николае I в Киеве еврей боялся выйти на улицу. Плывшие на берлинах по Днепру из Пинска в Николаев ночевали у себя в каютах, боясь выйти в город, чтобы переночевать в отеле. А если кто-то и решался, то боялся высунуть из окна голову. Если еврей шёл купить товар в воскресенье - обыкновенно, у русского, поскольку ни одного еврейского торговца там не было - то платить приходилось столько, сколько запрашивал продавец. И горе еврею, если он осмелится предложить меньше. Тут же получит по зубам, будет избит до крови, не смея при этом сказать ни слова в свою защиту. Ведь тут, на этом месте, он вообще стоять не смеет!… Почти то же, что можно видеть сейчас [165] Как видно, автор имеет в виду атмосферу в Киеве во время процесса Бейлиса в 1911-1913 гг. .

Но позже, при Александре П, в Киеве образовалась еврейская община из пятидесяти тысяч евреев [166] Здесь также преувеличение со стороны автора. Такого количества еврейское население Киева достигло только к 10-м годам 20-го в. . Среди них были миллионеры, сахарозаводчики. Крупнейшие бакалейные магазины процветали тогда в Киеве.

После восстания, когда аренда города была отменена, мы арендовали поместья, принялись за обработку полей, кое как зарабатывая на жизнь, к чему никак не могли привыкнуть. Тут уж мудрость деда не могла помочь: помещиков не стало совсем! Дед никогда не беспокоился о деньгах, он считал, что помещики и городская аренда будут всегда.

В поместья мы ещё не переехали. То есть, ещё считалось неприличным жить в деревне. Мы держали в поместьях людей, а сами туда каждый день ездили.

Накануне моей свадьбы. – Я увидел невесту. – Кто первый? – «Скорей, скорей!» – Хасиды и их противниками у меня на свадьбе. – Проповедь.

В 5625 (1865) году отец стал настаивать на том, чтобы поскорей меня женить: мне уже было семнадцать лет, просто стыдно перед людьми. Свадьбу назначили на месяц элюль [167] Двенадцатый месяц еврейского календаря, соответствует августу-сентябрю. . Справлять должны были у нас, поскольку невеста – сирота, без отца и без матери. Мне нужно было сделать гардероб. Отец пожелал, чтобы я шёл к хупе в туфлях и чулках и в атласном кафтане. Он также отверг карлинских клейзмеров, предпочтя брискских клейзмеров во главе с известным клейзмером-хасидом и бадханом-хасидом, так как Тодрос-бадхан был противником хасидизма. У меня оставалось до свадьбы два месяца, чтобы плакать, кипеть и добиваться того, чтобы не идти к хупе в туфлях и чулках и чтобы на свадьбе был только Шебсл-клейзмер. С большим трудом и с помощью «единственного сына» Арье-Лейба я добился, что пойду к хупе в сапогах, а за день до свадьбы, в четверг, прибыл Шебсл. Прибыла в четверг и невеста с роднёй, заехав к дяде Мордхе-Лейбу, у которого должна была происходить вся свадьба. Тогда было принято, что за день до свадьбы, в двенадцать часов, женщины и девушки приходят танцевать, и несколько часов играют клейзмеры. Это происходит у невесты. Позже, к вечеру, собирались мужчины и шли с клейзмерами встречать жениха, и тот говорил проповедь, потом ели печенье с вареньем и выпивали. Затем жениха в сопровождении клейзмеров вели по улице на церемонию закрытия лица невесты, потом – в бет-ха-мидраш к хупе, а от хупы – всем обществом, с клейзмерами, шли домой к невесте. Там уже бывал ужин, где танцевали и гуляли до утра.

Если свадьба бывала в пятницу вечером, то гости вместе с клейзмерами провожали жениха с невестой после хупы домой, уходили молиться и снова приходили на «семь праздничных дней». Понятно, что приходили не все. Наутро, в субботу, все близкие друзья вместе с родными шли к жениху и отводили его в бет-ха-мидраш, где его «вызывали» к чтению Торы, а танцы и ужин продолжали на исходе субботы.

Мой отец-хасид не счёл нужным показать мне невесту перед хупой. Только она приехала, как вся семья, от мала до велика, пошла на неё посмотреть, кроме меня. Весь город побежал посмотреть на невесту, приходили и сообщали мне радостную весть: невеста очень красива… на лице – ни одной веснушки. Были и такие, кто желал ещё раз пойти и посмотреть на невесту. И опять возвращались с радостной вестью и подтверждали: действительно нет ни одной веснушки, а я страдал, что мне не показывают невесту.

Я попросил Арье-Лейба, единственного человека, способного сделать одолжение в случае надобности, пойти со мной к дяде посмотреть на невесту. И рано утром, в доме у дяди, перед тем, как там собрались женщины, я увидел невесту. Она действительно была красива. Я немного растерялся, однако смело пожелал ей мазл-тов и спросил, что она делает… Мне хотелось посидеть, рассмотреть получше её красивое лицо, но Арье-Лейб взял меня за руку и сказал:

«Вставай, сидеть сейчас у невесты не положено…».

И я грустно отправился к себе, т.е. в дом деда.

На встрече с женихом присутствовал дядя-раввин, я произнёс проповедь. От проповеди моей бурлил весь Каменец, и было весело.

Под хупой невеста наступила мне на ногу, я решил, что это нечаянно. После хупы родные невесты её тут же схватили и увели, чтобы она пришла домой до меня. Это для них было вроде приметы, что она будет мною командовать. В те времена этому придавали большое значение. Кто именно, жених или невеста, возвращаясь после хупы, сделает в доме первый шаг, тот и будет командовать. Но Арье-Лейб - с моей стороны, не желая уступать, быстро побежал по дороге, чтобы я пришёл домой раньше. Родня невесты тоже не хотела уступить «первенство», и получился настоящий бег, просто Бог знает что. На мне был поверх атласного кафтана китл, а сверху - пальто. Но портной Иегуда-Лейб мне сузил пальто, и во время бега оно распоролось. Показался китл, и мне было очень стыдно.