Алексей Шерстобитов - Эксперты

Изнывающая душа, требующая попыток, жаждущая взаимности, беспрестанно уговаривала поменять собственные приоритеты.

Работа и долг оказались сильнее, все остальное на уровне преходящего и второстепенного. Хотя, так ли это и надолго ли?

— Зигфрид… Кстати, что за имя такое? Зигфрид Валерьянович Навои. Хм…

— Точно так… Имя… ну, жили мы некоторое время неподалеку от кладбища, со временем старые плиты памятников снимали, делая из них… да че только не делали, одну отец выпросив у рабочих, положил перед входом в дом. Это было самым красивым местом в саду… Плита оказалась, после того, как ее отмыли, из черного гранита, переливалась на солнце и вообще богато смотрелась. Так вот. Лицо этого когда-то памятника несло на себе имя человека, надгробием для которого после его смерти и служило. Звали его Зигфрид, фамилии никто не запомнил. Сами понимаете, несколько раз в день родители мои видели эту надпись и так к ней привыкли, что вопрос о моем имени решился сам собой. Другой причины нет. Навои…

— Да вообще без разницы… — Это прозвучало «на автомате», под эгидой наслаждения его бархатистым голосом. Она, еле сдержалась, чтобы не продолжить: «лишь бы ты был рядом», но, справившись, швырнула якобы полное к этому безразличие в его сторону.

В общем-то, так и должно было быть. Кусая губы, женщина нехотя выдавливала из себя обычное для такой ситуации, держа себя начальником:

— Ввожу в курс дела. Здесь у нас режим, считай тюрьма, только сложнее… уголовники имеют мотивации в своем поведения, наши же пациенты в ней совсем не нуждаются. Они убивают при первой возможности, и не просто из страсти, а поддаваясь неограниченной, неконтролируемой агрессии, которая не прикрыта ни погибшим интеллектом, ни другими интересами, ни даже жизненными потребностями: убить или съесть — единственные. При этом они, если конечно, еще контактные, что с их заболеваниями не долго продолжается, прекрасные психологи, и если почувствуют какую-либо твою слабинку, укусят. Выполнять приказания быстро, четко, от этого иногда зависит жизнь, причем не только твоя, но и этих… Неплохо было бы начать понимать какие-нибудь азы… Ну, узнаешь со временем, нннда… Да… Ты на сколько рассчитываешь у нас задержаться? И вообще, че сюда-то занесло?

— Марина Никитична… так велите обращаться?..

— Ладно, прекрати, вообще, здесь на «ты» проще. Вот если начальство… Ну давай так, хорошо…

— Да как пойдет…

— Мне так не пойдет! Сюда вообще только по блату попадают и все больше по призванию, а не по ситуации… Ты че бежал-то? Вальнул что ли кого? — Марина, закончив вопрос, нарочито отвернулась, делая вид дежурного интереса, но как только прозвучали первые слова ответа, резко повернулась и вперилась в глаза Зигфрида. Тот, по всей видимости, был готов к такому ходу, и общей фразой, сведенной на шутку, заставил ее начать наступление заново:

— Так… стреляли, вот и бежал — страхи, знаете ли…

— В тот день, когда ты слинял от нас, трупешник один привезли, тот самый… Море мусоров нахлынуло, все с большими звездами, потом братва атаковала, ну этих-то не пустили. Дырку в башке… бааальшую дыру какой-то умелец сделал. Сдается мне, ты это и был, да соскочил вовремя.

— Ну, тут вам виднее… Там че, на пуле «Зигфрид» было написано? Хочешь причину?! Вот причина — ты мне понравилась, нет, я очарован тобой!! Кто знает… а ведь тебя по-другому и не возьмёшь, только чудаковато…

— Пошел ты…

Мужчина не двигаясь, смотрел с теплым сочувствием.

— Ну, чего застыл?

— Ну это и не удивительно… Ну положииим, я этого «жмурика» тебе в виде подарка преподнес. Принимаешь?

— В смысле?

— Положим, моих это рук дело, дальше-то что?

— Если я об этом узнаю, тоооо…

— Это уголовное дело… Ладно, понял все. Нет, так нет. Да и глупо это было… — Резко вставая, Зигфрид немного подался в ее сторону, но остановившись, пронзительно вгляделся в самое нутро ее взгляда, словно пробравшись в самые далекие закоулки сознания психиатра, неожиданно повернулся, показав всем своим видом уверенность в своих действиях, и без лишних движений удалился, как ей почудилось, сквозь дверь…

— Ооооууууф… — Выдохнула хозяйка кабинета, пронзенная слабостью своей, и как она сразу осознала, обнаженной и уже заякорившейся любви. Силы пропали, вставать не хотелось, ничего не хотелось!

Представляя, как он удаляется по коридору, по ходу движения снимая с себя зеленую робу, выходит через оббитую металлом пошарпанную дверь с надписью «Бюро судебно-медицинской и психиатрической экспертиз» на улицу и исчезает в темноте ее воображения, разозлилась и на него, и на себя, и на весь мир! Последняя мысль перед заходом за ней медперсонала, готового к вечернему обходу, была то ли сумасшедшей, то ли просто попавшей в точку: «Раз не завалил, как свидетеля, значит понравилась! Вот дура!».

На обходе Зигфрид отсутствовал, его никто не видел и после. Между тем, постоянный пропуск оставался лежать на столе в кабинете, сердце колотилось, душа не находила места, разум искал, но не находил правильного объяснения происходящего с ней…

Рабочий день кончился, подчиненные прощались, удаляясь восвояси. Остались двое: медбрат и санитар, Зигфрид должен был быть третьим. Если он здесь, сутки, как всегда, пройдут вчетвером, плюс дежурный судмедэксперт рангом её пониже. «Сука! Исчез, что ли, как и в первый раз?.. А что бы сделала я сама, будь на его месте? Странно… Я бы вообще не появилась — палево голимое! Что он тогда тут делал? Не добить же, в конце концов, он приходил этого… авторитетного говнюка, и так без головы оставшегося! Че ему тут нужно было? Он не просто ведь приходил поглазеть, как у нас все устроено. Может, хотел того… я ведь его видела тогда в первый день. Я ведь свидетель, все-таки… Да не, столько возможностей было это сделать… Что тогда? Что-то я рефлексирую очень в отношении этого незнакомца. Лихо, гладенько он про Зигфрида-то причесал! Какой он в ж. у Зигфрид! Вообще, странно он себя ведет, необъяснимо, неправильно для киллера! Ну, свалил и свалил, баба с возу — кобыле легче! Нефиг было умничать! Вот дура, че не смолчала!»

Время подходило к вечеру, и последний судмедик ушел домой, оставив Марину дежурить в гордом одиночестве. Но доктор не скучала, занималась бумагами, а позже с санитаром пошли смотреть оставшийся объем работ, который не доделал Зигфрид. Хотелось переехать в новое помещение с новым оборудованием, старый бокс секционной комнаты совсем разваливался, крошка, сыпавшаяся с потолка на вскрытое тело, могла спутать все карты диагноза причины смерти и вообще злила, попадая на голову, пусть и прикрытую чепчиком. Да и просто хотелось перемен.

Странно, оказалось, что все, что нужно было сделать, было идеально выполнено. Интересно кем. «Неужели он здесь? Но где же? Блиииин… ладно, разберемся, радоваться или…»