Анатолий Терещенко - Фаворит и узник

Авантюрный Рюмин решил поймать «рыбку в мутной воде». Он «обобщил» несколько «загадочных» случаев безответственности кремлевских врачей при лечении высоких особ с однозначным и зловещим выводом: «…над здоровьем и жизнью которых нависла серьезная угроза».

Эту справку он доложил своему начальнику министру госбезопасности Виктору Семеновичу Абакумову, на что последний прореагировал примерно так:

— Михаил Дмитриевич, не следует паниковать, надо серьезно разобраться в ситуации, чтобы не наломать дров. Не спешите, проанализируйте еще более глубоко материалы… Вы ходите по острию ножа… Время может подсказать вам другие решения…

И тогда Рюмин решил пойти ва-банк. Он решил отправить письмо второму человеку в партии — Маленкову. В этом пасквиле он обвинил своего высокого руководителя в нежелании разбираться в медицинском деле, или, как отмечал он, «…министр замял очень острый сигнал!». А еще этот авантюрист понимал, что Маленков испытывает не самые лучшие чувства к руководству МГБ — Абакумову и его заместителям Селивановскому и Питовранову, «первому и седьмому».

Член Политбюро Маленков часто непрофессионально вмешивался в их дела, из-за чего Абакумову приходилось «жаловаться» самому Сталину. Это бесило лукавого царедворца. В рюминском письме — справке была разыграна «еврейская» карта, из которой четко просматривалась версия о заговоре врачей против Сталина и его соратников. Отредактированный Маленковым документ был доложен Сталину. Вождь прореагировал на доклад весьма резко с грязной матерщиной в адрес деятелей «нового сионистского заговора» и сотрудников, занимавшихся укрывательством его в стенах МГБ во главе с Абакумовым.

12 июля 1951 года министр госбезопасности СССР Виктор Семенович Абакумов, «пытавшийся скрыть представленные ему неоспоримые факты враждебной деятельности врачей», оказался в тюрьме «Матросская тишина». Через некоторое время туда были водворены его заместитель Селивановский, а также генералы Райхман, Белкин и Эйтингон, полковники Свердлов и Матусов.

Падение Абакумова отразилось на судьбе Питовранова, но не сразу. Еще 24 июля 1951 года, спустя две недели после ареста шефа МГБ, вместе с заместителями министра госбезопасности СССР генерал-лейтенантами С.И. Огольцовым и Н.Н. Селивановским, министром госбезопасности Украины генерал-лейтенантом Н.К. Ковальчуком и начальником Главного управления охраны на транспорте МГБ СССР генерал-полковником С.А. Гоглидзе генерал-майор Е.П. Питовранов присутствовал на приеме у И.В. Сталина, на котором находились два члена Политбюро — Л.П. Берия и Г.М. Маленков и заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК компартии С.Д. Игнатьев.

«Игнатьев, зачем он здесь? — рассуждал Евгений Петрович. — Это похоже на сватанье очередного партийца в наше ведомство. Снова партия во главе со Сталиным, а вернее, будет — сам вождь не доверяет профессионалам».

Глава государства в течение получаса беседовал с чекистами о работе органов госбезопасности после раскрытия «сионистского заговора в МГБ». По словам Питовранова, тогда же Сталин беседовал с ним наедине. Он интересовался вопросами вербовки агентуры и посоветовал сократить штат секретных сотрудников в два-три раза.

3 августа 1951 года исполняющий обязанности министра госбезопасности СССР генерал-лейтенант Сергей Иванович Огольцов написал письмо Сталину, в котором сообщил, что в связи с болезнью вынужден находиться на постельном режиме, а поэтому предложил временное исполнение обязанностей главы МГБ возложить на Питовранова. Итак, в течение шести суток Евгений Петрович выполнял обязанности руководителя МГБ СССР.

В истории современной России был еще один прецедент, когда начальник 1-го Главного управления КГБ генерал-лейтенант Леонид Владимирович Шебаршин в течение суток, с 22 по 23 августа 1991 года, возглавлял Комитет государственной безопасности СССР.

9 августа 1951 года министром МГБ СССР был назначен партийный функционер Семен Денисович Игнатьев.

На свободе оставался только самый ненавистный Рюмину заместитель министра госбезопасности Евгений Петрович Питовранов, на которого не было совершенно никаких открытых улик. В то же время собачий нюх старшего следователя побуждал проявлять осторожность в принятии решения на его арест. Он помнил, что у Сталина сложились особые отношения с Питоврановым.

Но Рюмин продолжал «копать». Один из заместителей Абакумова — нет смысла называть его фамилию — в ходе допроса с пристрастием вспомнил, что Питовранов подчас «не слишком ревностно исполнял свои служебные обязанности». А дальше в «Служебной записке» на имя Георгия Максимилиановича Маленкова появилось более жесткое обвинение в адрес Евгения Петровича Питовранова. Он обвинялся ни много ни мало — «…в практической бездеятельности по выявлению сотрудников нелегальной разведки Великобритании МИ-6 и их агентуры на территории Советского Союза».

Таким образом, Е.П. Питовранов оказался на Лубянке в качестве узника.

В октябре 1951 года по ложному обвинению Евгений Петрович Питовранов освобождается от занимаемой должности в связи с делом министра государственной безопасности СССР генерал-полковника Виктора Семеновича Абакумова, которого обвинили чуть ли не во всех смертных грехах. Как говорил народ: «Обвинить можно и невиновного, но обличить — только виновного». Обличители же Абакумова и одного из семи его заместителей Евгения Петровича Питовранова, ведь, по существу, были сами генераторами репрессий в стране. К сожалению, Берия не стал на защиту своих коллег. Как подчеркивал видный австрийский психолог и мыслитель Альфред Адлер:

«Человек, который не интересуется своими собратьями, испытывает самые большие трудности в жизни и причиняет самый большой вред окружающим. Именно в среде подобных людей появляются неудачники».

Такими неудачниками вскоре окажутся и сам Лаврентий Павлович Берия, и его верный последователь Всеволод Николаевич Меркулов.

Арестовали Питовранова в его рабочем кабинете. Руководил задержанием своего начальника нахрапистый, еще недавно следователь по особо опасным государственным преступлениям и, естественно, подчиненный Евгения Петровича Питовранова подполковник Рюмин, спокойно предъявивший ордер на арест. На естественный вопрос «На каком основании?» последовал категорический и сердитый отказ объяснить причину этого судьбоносного акта.

«Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав!» — подумал Питовранов, глядя с высоты своего роста на недавнего подчиненного, пришедшего в его кабинет без стука, чтобы лишить его свободы.