Александр Яковлев - Воспоминания о людях и событиях

– Когда, наконец, планер был построен, – продолжает Россинский, – я начал пробовать летать. Сперва на лыжах, но они прилипали и не давали скорости. Тогда я сделал ледяную дорогу к реке с трамплином. Я ложился на санки, упирался ногами. Планер брали двое, поддерживая за концы. Склон был на север, а на той стороне реки – большое поле до деревни Звягино. С этого поля шли вихри на горку – восходящие потоки, особенно зимой, когда ветер был с севера. Не раз наш планер ломался, а я кубарем летел в снег. Но, в конце концов, добился успеха и стал не только планировать, но даже и парил…

Наш кружок организовался в конце 1908 года, и в газете появилась заметка, что студент Россинский организовал авиаклуб студентов и строит планер. Вдруг в Техническое училище приходит пожилой мужчина, разыскивает меня и спрашивает: «Вы строите планер? А как у вас со средствами?» – «Плохо». – «Сколько вам для начала нужно денег?» Я ответил, что не знаю, надо подсчитать. Он говорит: «Вот вам чек на тысячу рублей, делайте опыты. Если еще понадобятся деньги, обратитесь – я еще дам».

Это был московский богач Н.А. Шахов, у него секретарем работал известный впоследствии скульптор Меркуров.

Получил я в банке эту тысячу рублей и решил истратить на авиаклуб. На общем собрании мы решили назвать наш клуб воздухоплавательным кружком студентов-техников под руководством Н.Е. Жуковского.

Жуковский послал студентов посмотреть, как я летаю. Студент Адамчик заснял мой полет через Клязьму. Жуковский захотел выставить мой планер на XX съезде естествоиспытателей России. Съезд проходил в Университете. На съезде был и знаменитый физиолог Павлов. Мой планер поместили в механической аудитории. Меня заставили рассказывать, как я летал, как управляется планер.

После съезда Жуковский сказал Россинскому:

– Из вас может получиться конструктор. Поезжайте во Францию, я дам вам рекомендательные письма к Эйфелю (ученый-аэродинамик), – у меня с ним хорошие отношения, у него отличная аэродинамическая лаборатория – и к Джевецкому, который винты сам рассчитывает. Вам помогут.

Дал Жуковский два письма, и Россинский поехал во Францию. Поехал вместе со студентом Рыбинским.

– Представил я Эйфелю рекомендательное письмо Жуковского, – говорит Россинский. – Тот предложил мне поработать в его лаборатории. Я решил, что у нас и своя аэродинамическая труба есть, что тут ничего не получишь… Джевецкий же спросил: «А вы как, моторы знаете?» Моторов я совсем не знал и решил по этой части во Франции подучиться.

В начале 1910 года Джевецкий познакомил меня с Блерио. Еще в июле 1909 года Блерио перелетел через Ла-Манш и был уже большой знаменитостью, он сам строил свои самолеты и сам на них летал. В По и Этам он имел свою авиационную школу. Блерио показал мне самолет с 25-сильным мотором «Анзани», о котором я никакого понятия не имел, так как в России такого мотора не было. Я спросил, как мне изучить этот мотор? Он посоветовал обратиться на завод Анзани. Блерио сам переговорил с Анзани, и он согласился взять на практику меня и Рыбинского. Мы поступили туда в качестве слесарей.

Сперва нужно было изучить эксплуатацию мотора, а потом сборку и регулировку. Мотор мотоциклетного типа имел три цилиндра. Потом я работал на испытательном стенде. Когда это постиг, Анзани начал меня посылать к Блерио проверять моторы, которые не ладились. Надо было ездить в пригород Парижа Мулино…

Во время одной из наших встреч Россинский рассказал о том, как он стал летчиком.

– После того как я изучил мотор, Блерио посоветовал ехать в его летную школу в По. Я поехал. Учебных самолетов было у Блерио штук пять. Нас в школе было человек девять. В марте 1910 года приехали учиться летать несколько русских офицеров: Мациевич, Ульянин, Петровский, Матыевич и другие. Для рекламы Блерио уступил мне за полцены самолет, на котором я должен был выучиться летать и привезти его в Россию… Блерио сажал летчика на сиденье и показывал, как вертеть рулем. Полного газа не давали, делали подлет. Научившись рулить, я почувствовал, что сразу надо подниматься. Когда я взлетел, начал править. Тут мне помог мой опыт полетов на планере. Мотор разбрызгивал масло, оно попадало в лицо. Кроме того, шел сильный дым. Я приучил свои глаза к дыму, а чтобы не угорать, нюхал нашатырный спирт, который всегда имел с собой.

В бытность мою у Блерио приехал великий князь Александр Михайлович, привез с собой русских офицеров и сказал; «Я не видел еще ни одного русского авиатора, который бы летал. Вы собираетесь лететь, я посмотрю. А это будущие авиаторы», – познакомил он меня со своими офицерами. Лицом в грязь я ударить не мог, поднялся и начал летать вокруг пилонов. Великий князь предложил мне быть инструктором в русской школе. Я отказался.

По окончании учебы у Блерио самолет Россинского погрузили и привезли в Москву. Борис Илиодорович выстроил для него на Ходынском поле сарайчик-ангар. Этим было положено основание московскому Центральному аэродрому.

И наконец, в июне 1910 года мечта Россинского сбылась: он начал свои полеты на Ходынке. О них стали писать московские газеты.

Вот что сообщала газета «Утро России» 27 июня 1910 года:

«ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ АВИАТОРА-МОСКВИЧА

Вчера, на рассвете, авиатор совершил свой первый полет в Москве на аэродроме московского воздухоплавательного общества.

В ОЖИДАНИИ ПОЛЕТА

Накануне Россинского спрашивали:

– Полетите завтра? Решили…

Улыбался, обходя с масленкой в руках готовый к полету аппарат, басил:

– Решу утром. Как ветер… Это означало:

– Завтра, утром, я лечу, если только не будет сильного ветра.

Авиация затягивает человека не меньше кулис. Может быть, поэтому авиатор, ходящий по земле, напоминает морфиниста, рвущегося к шприцу… Глядя последние дни на Россинского, становилось понятным, что он скучает по воздуху при виде распластанных для полета крыльев. Он остался ночевать под этими крыльями. Значит, должен был лететь.

ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПОЛЕТУ

Третий час утра.

В щели дощатого ангара пробивается рассветная муть.

В поле тихо. Слабый-слабый ветерок. Полет обещает быть удачным. Делаются последние приготовления. Осматривается аппарат.

Россинский надевает свой «авиационный костюм». Коричневый парусиновый наряд, напоминающий костюм каторжников, томящихся под алжирским солнцем, бескозырку.

Отнимают щиты, заграждающие вход в ангар. Выкатывают в поле аппарат.

НА АЭРОДРОМЕ

Хмурое утро. Дали слегка туманятся. Белые крылья «Блерио» красиво выделяются на темном фоне соседнего леса. Около них небольшая кучка людей.

Здесь Россинский, его сотоварищ по обучению в школе Блерио Н. Рыбинский, аэронавт Ш. Жильберт, несколько журналистов.